Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси]

— Случилось… как случилось? — переспрашивал в свою очередь Рогдай. — Для этого надо было быть под Корсунью, видеть и знать, как взяли Корсунь… Никакие силы человеческие не могли бы овладеть городом, если бы Бог, Которому князь молился, не помог ему… И я почувствовал, что в письме Анастаса, о котором я тебе говорил, — рука Божия… И потом… потом, — он ласково взглянул на жену, — я так молился Ему, чтобы мне остаться в живых, чтобы мне увидеть тебя… и вот — ни одна стрела не задела меня… Как же мне было не верить!.. — Тихая, глубокая радость звучала в каждом слове Рогдая.

— Но какое чудо было с князем! Он взял Корсунь… послал сказать греческим императорам, чтобы они выдали за него свою сестру, царевну Анну… Они отвечали, что не могут христианку выдать за язычника. Тогда князь наш послал им сказать, что сам примет Христову веру. Стали ждать мы царевну… И вдруг разболелись глаза у князя… День за днем все хуже и хуже… Совсем видеть перестал… Под руки водили его, а приехала царевна, тихая, ласковая такая, как ты, — улыбаясь заметил он, — стала уговаривать князя скорей креститься… и как только погрузился князь в священную воду, точно чешуя спала с его глаз… Увидел он снова свет, всех увидел, и точно солнцем озарилось его лицо! Никогда не забыть мне, как громко воскликнул он: «Теперь я увидел Бога Истинного!..» И радовались мы в тот день такой радостью, какой никогда еще душа не знала. Оба помолчали.

— А княгиня и впрямь ласковая? — тихо спросила Светлана.

— Ласковая, добрая, да вот сама увидишь; князь хочет, чтобы ты у нее в тереме была. Говорит: у христианки княгини должны быть и прислужницы христианки.

— А слышно, князь день назначил, когда всему народу на Днепр идти креститься.

— Не назначил еще, а назначит… то–то радость в Киеве будет… А кто не пойдет, тот враг князю будет.

— Жаль, что батюшка до такого дня не дожил, — задумчиво проговорила Светлана, и тень грусти пробежала по ее лицу. — Он оттуда увидит все и порадуется, — тихо отвечал Рогдай.

— Свет с Востока идет… — раздельно и тоже тихо произнесла Светлана, вдруг вспомнив слова боярина Феодора.

Рогдай прижал к своей груди головку жены.

— Пойдем на могилку к батюшке, — сказала она.

— Пойдем…

И они оба пошли на дорогую могилку, обложенную свежим зеленым дерном, над которой возвышался маленький деревянный крест.

Вдруг странный гул донесся откуда–то, а потом послышалось отдаленное пение.

— Чу!.. Слушай… — остановился Рогдай. Они остановились, прислушались.

— Это священники, приехавшие из Корсуни, учат народ Христовой вере и поют с народом церковные песни. Слушай, слушай!..

По ветру ясно доносились теперь слова: «Слава в вышних Богу, и на земли мир… в человецех благоволение!»

— Слава в вышних Богу!.. Как хорошо это! Какое в этом счастье, Светлана! Счастье в том, что мы вместе, что мы оба молимся одному Истинному Богу! — Опять лицо его сияло радостью, и Светлана тоже испытывала счастье. Они постояли несколько минут, прислушиваясь к нестройным, но за сердце хватающим звукам, и пошли дальше.

Мирно проходил этот вечер и в тереме князя Владимира. Сидел он вдвоем с молодой женой, говорили они о новой жизни, какая наступит скоро для всего народа русского, и эту новую жизнь князь чувствовал уже в себе.

Если другие помнили его чудесное исцеление от слепоты, то разве он сам мог забыть?

— И все ты… ты сделала это… торопила меня… — говорил он жене и называл ее своим солнышком, называл Ангелом Хранителем, называл своей радостью на земле.

— Все теперь по–новому будет… Много у меня жен язычниц было, всех их оставлю ради тебя… Много я крови руками своими пролил, теперь буду молить Христа Владыку, да будет мир в земле нашей… Боюсь и виновных наказать, как бы не погрешить пред Господом… Горяч был я нравом, теперь буду тих и кроток… только любовь чувствую к людям, к самым злейшим врагам любовь чувствую… Весь Божий мир хотел бы обнять… Такая любовь в душе моей… И тебя принимаю как дар Божий! Верю, что ты мне помощницей будешь, и дом мой устроишь, и детей, и слуг ко Христу приведешь.

Прекрасно в эти минуты было лицо князя, так же прекрасно, как тогда, когда под звездным небом Кор–суни молился он Христу Богу о даровании победы.

И юная княгиня уже не жалела, что доверила ему свою жизнь, свою судьбу.

А ведь недавно еще она боялась его. Когда первый раз братья передали ей предложение русского князя быть его невестой, испугалась и горько заплакала она. — Жестокий и дикий народ руссы… выйти замуж за русского князя?! Лучше умереть мне, несчастной! — заливалась она слезами. И не могла без ужаса помыслить, что придется ей расстаться с родиной, придется расстаться с этим богатым, роскошным дворцом, в котором, как в сказке, прошло ее безоблачно–счастливое детство; придется расстаться с этим синим небом, с этим лазурным морем, с этими святыми храмами, со всем, со всем, что так дорого сердцу!