Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси]

— А правду говорил сегодня ваш кудесник о каком–то чуде со святой книгой? — спросил опять Всеслав.

— Кудесник! у нас, христиан, нет кудесников, Всеслав; у нас есть священники, служители Бога Всевышнего. Так о чуде со святой книгой он говорил правду… Чудо это было великое… давно, давно. Тогда землей нашей правили дружинники Рюрика, Аскольд и Дир. Ходили они в землю Греческую, в самый Царьград. Испугались греки нашествия руссов. Со слезами стали молиться Богоматери. Целую ночь молились во Влахернской церкви. Наутро с крестом и хоругвями пошли на берег моря, понесли с собой чудотворную ризу Богоматери. Опустили ее в море, и поднялась вдруг невиданная буря. Опрокинулись ладьи руссов; едва не погибли и сами князья. Увидели они, что велик Бог христианский, и вернулись в Киев. Решили они принять веру греческую и отправили в Царьград послов просить, чтобы прислали к ним проповедника. И вот приехал сюда такой же святой муж, как у нас в храме служит, только это епископ был, старший над священниками; привез он с собой несколько священников, книги священные да утварь церковную и стал рассказывать князьям о Христе Спасителе. Рассказывал и о том, какие чудеса творил Бог рабам Своим еще до пришествия в мир Христа. Так, было один раз за много лет до Рождества Христова: три отрока не хотели поклониться идолу, которого поставил нечестивый царь вавилонский. И велел их за это царь бросить в раскаленную печь. А Господь послал им Своего ангела и угасил силу огненную.

Слушала этот рассказ святого старца дружина княжеская, и многие поразились, а другие воскликнули: вот бы нам увидеть такое чудо! И мы бы сейчас же уверовали в Бога!

Вот тогда–то и помолился епископ, чтоб сотворил Господь, ради этих людей, подобное чудо перед глазами их. Попросили дружинники старца, чтобы положил он в огонь Евангелие, и дали обет, что если не сгорит оно, то они отрекутся от своих богов и уверуют в Бога истинного. И совершилось дивное чудо. Развели огромный костер, положили туда святую книгу, и, когда прогорел костер, она осталась цела и невредима. Деды говорят, даже ленты в ней не затлели.

Всеслав молчал, пораженный рассказом.

— Ну, и что же? Крестились Аскольд и Дир?

— И сами крестились, и дружина их. С того самого дня и храм–то наш стоит. Обветшал совсем… — отвечал боярин. И вздохнул: — О, Господи! Когда же по Руси засияет свет Твой? Когда же все узнают Тебя? Княгиня Ольга, бабка нашего князя, христианкой была… Сын не захотел. Как–то внук теперь?

Они подходили к перевозу, где в камышах привязана была их лодка, но, не доходя до него нескольких шагов, свернули в сторону, к дому Дулеба.

— Бедная девушка, как–то она перенесет это! А все–таки лучше, когда узнает, что отец жив, — проговорил Феодор.

— Удастся ли только пройти к нему? — сказал Всеслав.

— Если Господь помог отыскать Дулеба, то поможет и пройти к нему, — отвечал Феодор.

Но не успел он договорить, как из дома воеводы выбежала какая–то женщина, в расстегнутой телогрейке, с повойником на голове, из–под которого выбивались растрепанные волосы, и, прежде чем боярин опомнился, упала ему в ноги.

— Беда–то, беда какая, боярин! Пропали наши головы! Заклюет коршун нашу голубку, погубит мою ласточку! Вызволь ее, отец родной… — причитала она, как безумная.

— Вахрамеевна, из дома воеводы, — узнал ее Феодор и стал поднимать с земли:

— Да что случилось–то? Где Светлана? — спрашивал он, но она не слушала его, занятая своими мыслями:

— Убьет, убьет… В землю живой закопает! Запер ее, голубушку… Спасите, кормильцы, спасите, родные! Феодор и Всеслав наконец начали понимать, в чем дело, и ужас пробежал по их лицам.

— Светлану зароет в землю?! Это — в жертву Перуну?! Но где же теперь–то она? — почти в одно время проговорили оба. Феодор невольно закрыл глаза рукой.

— Да в светелке, что над самым Днепром. И не подойти к ней… Что пташечка в клетке, — отвечала Вахрамеевна.

— Не подойти? Да, лестницы тут не подставишь, — проговорил Всеслав, — окно над самым Днепром приходится.

— Все обдумал злодей, — причитала Вахрамеевна, — и не увижу я ее больше, мою красавицу… погибнет она смертью лютою… Не увидит ее и ее суженый!

— Экое горе какое! — с сокрушением промолвил боярин.

Он не мог никак помочь, ничего придумать, а между тем что–нибудь надо было сделать, сердце разрывалось. Тихо было кругом. Все полнее вырисовывался месяц на небе. Последние тучи таяли на небосклоне, и там, на горизонте, еще изредка вспыхивали зарницы.

Вдруг резкий, короткий крик точно прорезал ночной воздух, и в тот же момент что–то белое промелькнуло в воздухе и рухнуло в волны Днепра.

— Светлана! — едва успела крикнуть Вахрамеевна. — Из окна бросилась! Все трое кинулись к берегу. А Всеслав, скинув кафтан, бросился в холодные, темные волны.

Ни он, ни Феодор, ни старая кормилица не могли бы сказать, сколько прошло времени: мгновения казались вечностью. Наконец Всеслав показался с утопленницей. Она была без чувств, на плече виднелась кровь.

— Порезалась или ударилась, — едва переводя дух, произнес Всеслав.