Над Этной розовое небо

Я чувствую мелодию внутри себя и начинаю двигаться в такт. Я танцую чувственно, расслабленно, отдаваясь ритму, впадая в полуобморочный транс. Всё растворяется в волшебной музыке, движения становятся её частью, и я сама становлюсь её частью. Я, дом, красивая мебель, тающая в серой мгле, дрожащая медовая Юлька, вино, красивые бокалы, весь этот декаданс, пепел к пеплу, прах к праху и волнующий голос Ковакс — это всё музыка, невероятная гениальная музыка. Я вижу перед собой Юлино лицо — теперь на нём ни тени улыбки, губы приоткрыты, она танцует и не отрываясь смотрит мне в глаза. Как же она танцует…

Это длится неопределённо долго, но песня всё-таки заканчивается и с последним аккордом магия исчезает, оставляя тонкое послевкусие сладкой боли. Я останавливаюсь. Юлька заливисто смеётся:

— Да, Лиза, да! Как в старые времена, только намного лучше!

Мы падаем на диван и пьём.

— Крутая вечеринка. Ладно, давай теперь рассказывай всё как есть.

— В смысле, что рассказывать?

— Лиз, не морочь голову, я же вижу, что у тебя что-то не так. Давай, выкладывай.

И я выкладываю. Я рассказываю про бассейн, про Марко, про Крюкова, про Ингу, про Фабио, про Николу, снова про Марко. Рассказываю всё, что разрывает моё сердце и наполняет горечью каждый день. По моим щекам текут горячие слезы, они капают на мои голые бедра и прожигают дыры, которым не суждено затянуться. Кажется, я уже совсем пьяная. Жалкая… Несчастная…

— Бедная ты моя, бедная, — Юлька обнимает меня одной рукой и притягивает к себе. Я податливо наклоняюсь к ней. Другой рукой она гладит меня по волосам, по лицу, по плечу, по спине, шепчет что-то ласковое и тихое. Я утыкаюсь ей в шею, такую нежную, гладкую, и невыносимо прекрасно пахнущую Юлькой. Я целую эту шею и в тот же миг чувствую, как Юлькины руки сжимают мою голову и чуть отстраняют от себя, а потом её губы прикасаются к моим губам. Точно так же, как тогда, в десятом классе.

Тогда в мае мы поехали к Коте на дачу, отмечать её день рождения. В школе её все так звали, из-за фамилии Котович. Кто-то сказал в шутку и к ней это прилепилось, да она и не возражала. Нас было пятеро — я, Юлька, Верка Трошина, Женька Попов и Сашка Зайцев. Взрослых не было, только мы. Как мы это устроили — отдельная история, но всё получилось. И вот мы приехали на дачу — весна, пробуждение, взросление, томление, ожидание и любовь, растворенная в воздухе. Тот воздух, тот аромат я помню до сих пор…

Мальчишки жарили шашлык, мы делали салат — «пионерская» классика. Была какая-то шипучка, грузинское вино и коньяк. Все быстро опьянели, орали песни, танцевали, курили и смачно матерились.

Верка с Женькой были парой, а мы втроём вроде как просто друзья. Но мне Сашка очень нравился, и я ему нравилась, я это знала. Мы никогда об этом с ним не говорили, но незадолго до поездки он меня поцеловал на школьной дискотеке. И оба мы, да и все остальные понимали, что сегодня у нас что-то определится. Может быть даже будет секс. Мне было страшно, но Верка с Женькой давно уже трахались и никого это не шокировало и не пугало, а наоборот вызывало зависть.

На даче я должна была спать в одной комнате с Юлькой, Верке с Женькой досталась спальня, а Сашке — диван в гостиной. Но тут, понятное дело, могли быть варианты, в зависимости от того, какой бы получился расклад. В общем, я сказала, что мне пора и ушла первой. Минут через десять пришёл Сашка. Помню страшную неловкость. Он зашёл и молча выключил свет. Я спросила зачем, но он ничего не ответил, подошёл и поцеловал, засунул мне в рот свой язык. Я удивилась какой он огромный, а член, наверное, будет ещё больше. Он начал меня мять, неуклюже расстёгивать, стягивать одежду, больно жать грудь. От этих медвежьих ласк я чуть не лишилась чувств. И сладко было, и больно, и страшно, и упоительно.

Хорошо помню себя на холодной кровати абсолютно голой с плотно сжатыми ногами и Сашку, пытающегося разжать, развести мои ноги, вклиниться между ними. Я вывернулась, выскользнула, села перед ним и положила ему на грудь руку.

— Саша, подожди, пожалуйста, не надо так, я так не хочу…

— Ты что, не чувствуешь, как я к тебе отношусь?

— Я тоже к тебе очень хорошо отношусь, но я не готова, прости…

— Значит я тебе безразличен?

— Нет, конечно, ты что!

Ну и все в таком духе. В итоге он психанул и выскочил, хлопнув дверью. Я лежала, не могла уснуть, не понимала, что делать, да и надо ли вообще что-то делать. Всё стихло, а Юлька не приходила. Тогда я встала, накинула её халат и пошла посмотреть, где кто. Вошла в тёмную гостиную, нашарила выключатель и включила свет.

— Лизка, блять, выключи свет!

Сначала я услышала Юлькин голос, а потом уже поняла, что вижу её и Сашку, совершенно голых, обнявшихся, лежащих на диване. Я вернулась в комнату, легла в постель и накрылась с головой одеялом. Были только боль, горечь и беззвучные рыдания. Скоро пришла Юлька, села ко мне на кровать.

— Лиз, спишь?

Я не ответила, но выдала себя вздрагивающими плечами.

— Лизок, миленькая моя, ты что, плачешь? Лизанька, скажи что-нибудь, Лиза, пожалуйста…