Читаем Над горой играет свет полностью

Перебирая в уме возможные варианты подарка, я услышала шум мотора. И уже чуть погодя увидела, как из-за угла выехала желтая машина и остановилась у бровки тротуара, как раз напротив дома. Я поднялась с травы и, загородив ладонью глаза от солнца, стала всматриваться. Дверца открылась, из машины вылез Энди, и мама сунула ему коричневый чемодан. Выставив перед собой руку, я на негнущихся ногах двинулась к машине.

Верх был откинут, и мамины волосы, знакомо длинные, перепутанные, словно ворох тонких веточек, слегка колыхались на ветру. Она была даже прекрасней, чем в моих воспоминаниях. Белое легкое платье, как у Мэрилин Монро (как на том ее фото, с задравшимся от ветра подолом). А помада была сливового цвета. Этот ее тип смотрел прямо перед собой, не выпуская из рук руль.

Мама что-то сказала Энди, и он бросил чемодан на землю.

Я услышала крик:

— Мама, нет! Подожди!

Тип тоже что-то ему сказал. Энди завопил в ответ:

— Заткнись ты, тупой придурок!

Тип сдвинул брови, они стали похожи на изготовившихся к схватке гусениц.

— Энди! Энди! — заверещала я и сломя голову понеслась по газону к нему. Я перепугалась, что, если его не позову, он снова залезет в машину — и все.

Энди обернулся и посмотрел на меня так, будто перед ним вырос хеллоуинский всадник, держащий в руках свою тыквенную голову.

— Сестра, они бросают меня!

Подлетев к Энди, я так крепко его стиснула, что у него перехватило дыхание.

Тип стал отъезжать, но мама стукнула ему кулачком по плечу, и он остановил машину. Пурпурно-сливовые мамины губы то открывались, то смыкались, их вздернутые вверх уголки кривились и дрожали. Тип что-то пробормотал и погладил ее по волосам, потом по-хозяйски обнял. А мы с Энди тупо стояли и смотрели, будто приросли к земле, пустили в нее корни, как деревья. Хотя надо было что-то делать, сию минуту. Когда тот чужой дядька выпустил маму из своих лап, она обернулась и стала нам махать, медленно, очень медленно поводя рукой, потом отвернулась, и машина резко рванула с места.

Выдрав из земли свои корни, я бросилась вдогонку.

— Мама! Куда же ты! Вернись! Нам надо поговорить! — Я бежала изо всех сил, но вскоре машина скрылась. Я застыла посреди улицы и стала ждать. Услышав шум мотора, я замахала руками и заорала громко-громко, чтобы услышал брат: — Энди, она вернулась!

Тут из-за угла вынырнул старый «форд», в котором сидела дружная семейка. Они с гиканьем и хохотом покатили дальше. А я развернулась и поплелась к дому.

Энди с опущенной головой сидел на чемодане. Я увидела, как на траву упала слеза.

— Не плачь, Энди.

— Она сказала, что теперь я буду тут жить. — Он полой рубашки вытер глаза. — Она обманула меня. Она обманщица.

— Здесь не так уж и плохо, когда привыкнешь.

— Наша мама подлая обманщица!

— Может, она еще передумает.

— Не передумает. Ни за что. — Он посмотрел на меня дикими глазами. — Ну и ладно. Чтоб она подохла!

Подъехала Ребекка, вылезла из машины, лицо у нее было озадаченным и несколько испуганным, это выглядело даже забавно, но нам было не до смеха. Я догадывалась, как она разозлится, увидев, что ей навязали еще одного ребенка. Она приставила к бровям ладонь, загородив глаза.

— И что тут происходит?

— Мама отдала нам Энди, сама, — затараторила я и, схватив Энди за руку, заставила его встать с чемодана.

Ребекка двинулась к нам, высокие каблуки проваливались, застревали в траве. Она наклонилась к Энди:

— Что случилось, Энди?

Энди прятал от нее глаза.

— Мэм, мама только что сказала ему, что он будет жить тут, — объяснила я.

— Так и сказала? Только что?

— Да, мэм. Только что. Она ни одной минутки не стала ждать, и я не смогла с ней поговорить, обнять ее, ничего не смогла. — Я прерывисто вздохнула, чтобы отогнать подступившие слезы.

— Потрясающе. Это потрясающе. — Она даже слегка вытаращила глаза. И стояла не двигаясь, в своем прелестном черно-белом костюме, блестящие волосы были аккуратно уложены, из перекинутой через плечо сумки свисал шарф с «огуречным» узором. — Просто высадила его, и все? — Ребекка посмотрела в дальний конец улицы, как будто тоже надеялась, что мама еще вернется.

— И все, мэм.

Энди крепче стиснул мою руку, но по-прежнему смотрел на землю.

— Да-а-а… история.

Так мы все и стояли. Ребекка смотрела на улицу, Энди смотрел на свои рыже-коричневые ботинки, я смотрела на него. А тут еще вышла из двери Эми Кэмпинелл и стала смотреть на нас, как мы кто куда смотрим. В общем, все мы тупо кто куда глазели, абсолютно не представляя, что же делать дальше.

Ребекка погладила Энди по голове:

— Пойдем домой, малыш. Нальем тебе чего-нибудь попить.

Отпустив мою руку, Энди поднялся вместе с ней на крыльцо и вошел в дом. Эми Кэмпинелл вошла за ними следом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза