Над Кубанью. Книга вторая

Штурм разворачивался согласно принятому на военном совещании решению. Кавалерия Эрдели охватывала город с севера. После взятия пригородной станицы Пашковской, где ожидалось пополнение повстанцами, наносился удар по тылам. В задачу Эрдели входило отрезать город от связей с областью, взорвав коммуникации — железнодорожные магистрали: Ростовскую, Тихорецкую и Кавказскую.

Пока Эрдели закруглял охват, вторая бригада Аф-рикана Богаевского должна была обрушить основной фронтальный удар, при поддержке выходящей на линию арьергардной бригады генерала Маркова.

Пока все шло так, как и предполагал Корнилов. Подчиняясь его суровой воле, полки мужественно шли в атаку, и отсюда, от ослепительно белого домика фермы, было отлично видно, как, несмотря на урон, продвигались вперед ротные цепи корниловского и партизанского полков. В бинокль различались фигурки Неженцева и Ка-зановича.

Корнилов был сильно возбужден. Согласные действия атакующих вызывали одобрение и гордость, но потери…

— Сейчас самое время вводить в бой казачьи части, — глуховатым голосом бросил он Романовскому, — видите, в огонь идет лучший мой полк, падают офицеры — командный состав будущей великой армии. Что прислали станицы?

— Небольшой пластунский отряд. Только Елизаветинская. Мной отдано приказание немедленно ввести их в бой из резерва. Вот они.

Насильно мобилизованная елизаветинская казачья молодежь неумело и неохотно продвигалась по полю, взметываемому разрывами гранат. Бурые дымки закрывали их, и после, когда едкие запахи доносились сюда и поле очищалось, пластуны неуверенно и не сразу поднимались для перебежки, произвольно ломая боевые порядки. Гурдай невольно вспомнил жилейскую сотню казачат, выведенных Велигурой. Представил себе их здесь, на боевом поле.

— Они явно не умеют воевать, — сказал он, потрогав теплый рукав шинели Романовского, — необученные они.

— Нам некогда их обучать, — небрежно бросил начальник штаба, принимая донесения, наспех написанные на грязных бумажках.

Оживление, царившее на подступах к ферме, привлекло внимание наблюдателей. Все ближе и ближе падали снаряды, раскидывая парную весеннюю землю. Батарея красных, расположенная у Черноморского вокзала, зачастую клала снаряды в Кубань. Взлетали кипящие смерчи.

— Надо уговорить Лавра Георгиевича переменить местонахождение командного пункта, — тихо посоветовал Деникин Романовскому.

— Скажите ему, — Романовский безнадежно отмахнулся, — еще обвинит в трусости…

Запыхавшийся связной принес сообщение: войска правого крыла овладели предместьем, кожевенным заводом. Романовский вручил донесение Корнилову. Тот прочел, повеселел.

— Прикажите коменданту штаба к рассвету выслать квартирьеров, — сказал он, — На Кубани еще не было случая, чтобы большевики, потеряв окраину, принимали бой внутри населенных пунктов. Их главкомы недостаточно представляют себе превосходство уличного боя… На ночлег я перейду в предместье…

— Но… — Романовский подался вперед.

— Опять наставления, — оборвал его Корнилов. — Я могу превратно истолковать ваши опасения, ибо там, где я, обязаны находиться и вы…

— Вот видите. — Покрасневший Романовский развел руками, наклоняясь к Деникину.

Корнилов снял шапку, обнажив вспотевшую плешинку макушки, перекрестился.

— Там, — он указывал на золотые купола и горящие кресты войскового собора, — организуйте благодарственный молебен. Мне говорил Никита Севастьянович — там же в тысяча девятьсот шестнадцатом году прослушал заутреню его императорское величество. Церемониал вступления и парада обсудим вместе.

ГЛАВА XXIV

Екатеринодар переживал тяжелые дни. Подход Корнилова, неожиданно форсировавшего весеннюю Кубань, застал врасплох большинство командиров, — но одновременно поднял дух сопротивления отрядов и населения. Жестокость корниловских полков, огнем и мечом прошедших по области, показала, чего >можно ожидать от победителей.

Большевистская фракция второго областного съезда Советов приняла на себя руководство обороной. Весть о взятии кожевенного завода разнеслась по городу. Буржуазия, купцы, мелкие торгаши, кадетствующая интеллигенция, в избытке рассыпанная в каменных особняках, уже предвкушала торжественное вступление белого гене-рала-«избавителя». Люди труда вылились на улицы с требованием оружия. Его давали. На фронт шли вооруженные отряды.

— Да здравствуют Советы! — кричали с тротуаров и балконов.

— Да здравствует Республика!

Железнодорожники объявили себя мобилизованными. Машинисты эшелонов, подвозящих подкрепления и эвакуирующих раненых, работали бессменно.

Генералу Эрдели не удалось взорвать коммуникации. Бронепоезда «Шлисеельбургский узник» и «№ 25», сработанные руками кавказских и тихорецких железнодорожных рабочих, спасли жизненные магистрали осажденного города.

Возбуждение, охватившее веек, передалось и Ёату-рину. Относившийся вначале довольно скептически к идее защиты города и не веривший в возможность сопротивления Корнилову, Батурин в действиях окружавших его людей, в их поведении почувствовал какую-то новую, неизвестную ему силу.