Над Кубанью зори полыхают

Изливая своё горе перед дочерью, старик вывел из конюшни старую лошадь и стал запрягать её в бричку. Дочка хоть и кивала сочувственно отцовскому ворчанию, но была довольна тем, что придётся теперь работать не в одиночку. К тому же среди тозовцев есть и неженатые мужики…

Усевшись посреди брички, Клавдия пересчитала кувшины, оклунки с продуктами. Тарас натянул вожжи, взмахнул мнутом над спиной старой кобылы и крикнул:

— Но, Красотка! Но, милая!

Красотка подтянулась и не спеша потащила бричку по кочковатой дороге.

Когда станица осталась за увалам, Клавдия заговорила, уговаривая отца:

— Я думаю, нам теперича, батя, деваться некуда: Митя под монастырь подвёл! В заместителях ходит, в коммунисты записался. Теперя нам, батя, надо придерживаться новой власти. А не дай бог, переворот в обратную сторону случится! Тогда нам, Заводновым, — аминь!

Тарас стегнул лошадь кнутом и повернулся к дочери:

— Ты так думаешь? А я совсем наоборот. Думаешь, я против власти? У меня этой думки и в голове нет, потому в писании сказано: «Всякая власть аще от бога». Мою душу другое муторит: как можно в такой супряге, примерно в ТОЗе, всем вовремя вспахать, засеять, а летом убрать хлеб? Ведь это такая неразбериха получится!

— Какая там неразбериха! — удивилась Клавдия.

-— В первый черёд будут иногородним пахать. Теперя казак — ништо.

— Ох, куда хватил!

Тарас рассердился.

— А ты помолчи, не кудахтай, когда отец разговор держит. Чего перебиваешь?

Красотка, почуяв, что хозяин отпустил вожжи, свернула с дороги, стала щипать траву.

Тарас спохватился:

— Но–о! Дьявол старая!

Лошадь снова затрусила по дороге, а старик продолжал:

— Митыка-то наш среди иногородних в исполкоме, што белый лебедь среди гусей. Пока плавает наш Митька да голос свой подаёт, все будто хорошо, а вот как на перевыборах отстранят его от должности, так сразу все его военные заслуги забудутся. И думается мне, настанет такой день, когда придут к нам новые начальники из город чан и скажут: «Ну, Заводновы, хватит вам панствовать в домах под железными крышами. Дуйте-ка вы со своим барахлом в Хамселовку, в саманные мазанки, потому пора подошла с мужиками местами меняться!» Вот оно как могет обернуться!

Клавдия ахнула.

— Ой, боже ж ты мой! Ты, батя, хоть при чужих такое не ляпни. А то нашему Митьке из-за таких твоих слов моргать придётся перед людьми.

Тарас, приподнявшись на одно колено, хлестнул кобылу:

— Но, дьявол старая! Чего уши развесила?

Красотка рванулась вперёд и, смешно вскидывая зад, поскакала, не разбирая дороги. Из-под копыт во все стороны полетели комки сухого чернозёма.

Подпрыгивая на бричке, Клавдия ухватилась за кувшины и залилась смехом:

— Ты, папаня, на меня рассерчал, а кобылу лупцуешь. Ой, гляди, батя, штоб Красотка глаза грудками не выбила! Ой, кисляк расплескаем!

Разъяренный Тарас обернулся и хлестнул дочь кнутом. А она, уткнувшись в мешок с хлебом, продолжала беззвучно. смеяться.

Сорвав зло на дочери и кобыле, Тарас успокоился.

Кобыла, завидев табор, сама свернула к нему.

Клавдия выпрямилась и радостно вскрикнула:

— Глякося, папаня, наши загоны пашут!

— А и впрямь наши! — обрадовался Тарас.

Нюра Заводнов а гнала гусей от речки. По–змеиному извивая длинные шеи, гусак и гусыня шипели на хозяйку, норовя повернуть своих гусят назад, к воде. Зеленовато–жёлтенькие гусятки тревожно попискивали и метались из стороны в сторону. Нюра покрикивала на них, махая длинной хворостинкой.

— Вот грех! Куда вас несёт нечистая сила! Теги! Теги домой!..

— Чевой-то ты гусей от речки заворачиваешь! — крикнула ей Даша Колесникова. Им же там приволье!

— Да гусыня весной у Ковалевых взята. Теперя она норовит увести на старый двор и гусака и гусят. Как выйдет на речку, так лугом к Ковалеву двору.

— Ишь ты! — засмеялась Дашка и стала помогать Нюрке загонять гогочущую стаю.

А глаза Дарьи так и скользили по Нюриному лицу. Уж очень Дашке хотелось поговорить.

— Вы што, с ТОЗом пашете? — спросила она.

— Угу! — буркнула Нюрка, заворачивая на тропку гусака.

— А мы своими силами вспахали. Уже почти отсеялись.

— А чего ж не в ТОЗе? Легче было б.

Дарья махнула рукой:

— Да ну его! И так соседи затюкали, што мы с Алешкой невенчанные живём. А в ТОЗ вступим, так один Илюха Бочарников со света сживёт.

— Да ну, что ты ерунду порешь! Будто на Илюху и управы нет! Просто боитесь прогадать…

— Может, и так, — согласилась Дашка.

Нюра со вздохом сообщила:

— Наши, Ковалевы, тоже против ТОЗов. Серчают на Митьку за то, что отца втянул в это дело.

Гуси вошли во двор, Нюра, прикрыв за ними калитку, уселась на срубленную акацию у забора.

— Ну, а что ещё в станице гуторят?

Дашка стала рассказывать разные новости и наконец подошла к главному, о чём ей не терпелось сообщить Нюрке.

— Мать Архипа-то… Может, слыхала ты? — И Дашка с любопытством заглянула в глаза подружке. Нюра пожала плечами.

— Ну? Чего мать Архипа?

А того, к бабке–знахарке ходила, от чёрных глаз отсушивала и теперь заставляет его жениться. И даже сама ему невесту подыскивает.

Нюрка слушала Дашку, покусывая губы. Потом вздохнула, махнула рукой.