— Его з-з-зовут Бромден. Вождь Бромден. Но все н-н-называют его Вождь Швабра, потому что санитары чаще других з-з-заставляют его подметать. Пожалуй, ничего другого он не м-м-может делать. Глухой. — Билли почесал рукой подбородок. — Если бы я был г-г-глухой, — вздохнул он, — я бы п-п-покончил с собой.
Макмерфи продолжал смотреть на меня:
— Он растет, скоро прилично вырастет, а? Сколько он сейчас?
— Кто-то однажды з-з-замерял. Кажется, почти семь футов. Большой-то, большой, а собственной т-т-тени боится. Просто б-б-большой глухой индеец.
— Когда я увидел, как он тут сидит, я так и подумал, что он похож на индейца. Но Бромден не индейское имя. Из какого он племени?
— Не знаю, — ответил Билли, — я п-п-прибыл — он уже был здесь.
— У меня есть сведения от врача, — сказал Хардинг, — он лишь наполовину индеец, из индейцев Колумбии, по-моему. Это вымершее племя из района ущелий реки Колумбия. По словам доктора, его отец был вождем, отсюда кличка. А что касается фамилии Бромден, то, боюсь, в моих познаниях об индейцах эти сведения отсутствуют.
Макмерфи наклонил голову прямо к моему лицу:
— Это правда? Ты глухой, Вождь?
— Он г-г-глухонемой.
Макмерфи собрал губы в трубочку и долго смотрел мне в лицо. Потом выпрямился и протянул руку:
— Черт побери, но руку пожать он может? Хоть глухой, хоть какой. Ей-Богу, Вождь, пусть ты большой, но пожми мне руку или я расценю это как оскорбление. А оскорблять нового главного психа больницы не очень хорошо.
Сказав это, он оглянулся на Хардинга с Билли и скривил рожу, по-прежнему протягивая мне свою огромную, как тарелка, руку.
Хорошо помню, как выглядела эта рука: сажа под ногтями еще с тех пор, как он работал в гараже, ниже суставов — татуировка якоря, на среднем суставе — отклеившийся по краям грязный пластырь. Остальные суставы покрыты шрамами и порезами, старыми и новыми. Помню ладонь, гладкую и твердую, как кость от трения о деревянные ручки мотыг и топоров. Такую руку трудно представить с картами. Ладонь мозолистая, мозоли потрескались, и в трещины въелась грязь — дорожная карта его поездок по Западу. Его ладонь держала мою руку с шершавым звуком. Помню, как его толстые и сильные пальцы сомкнулись над моими и в моей кисти возникло какое-то странное чувство: она стала разбухать на моей тонкой руке, как будто он вливал в нее свою кровь. В ней заиграла сила. Помню, она раздулась и стала такой, как у него.
— Мистер Макмерри.
Это Большая Сестра.
— Мистер Макмерри, подойдите сюда, пожалуйста.
Это черный с термометром исчез и привел ее. Она стоит, слегка постукивая этим термометром по своим часам, глаза бегают по новичку, пытаясь оценить его. Губы сердечком, как у куклы, готовой взять игрушечный сосок.
— Мистер Макмерри, санитар Уильямс рассказал мне, что вас довольно трудно уговорить принять предписываемый новичкам душ. Это правда? Поймите, пожалуйста, я должным образом оцениваю ваши действия по знакомству с пациентами отделения, но всему свое время, мистер Макмерри. Простите, что я прерываю вас и мистера Бромдена, но вы должны понимать:
Он отводит назад голову и подмигивает так, будто она сможет одурачить его не больше, чем я, и он ее раскусил. С минуту он смотрит на нее одним глазом.
— Знаете что, — говорит он, — именно так кто-нибудь всегда говорит мне о правилах…
Он улыбается. Они оба оценивающе улыбаются друг другу.
— И именно тогда, когда видит, что я собираюсь сделать как раз наоборот.
И он отпускает мою руку.
В застекленном посту Большая Сестра открыла упаковку с иностранной надписью и набирает в шприц травянисто-молочную жидкость из пузырьков. Рядом сестричка, у которой один глаз блуждает и всегда опасливо смотрит назад, пока другой занят обычным делом, берет маленький поднос с наполненными шприцами, но пока не уходит.
— Мисс Вредчет, какое ваше мнение о новом пациенте? По-моему, он симпатичный, общительный и все такое прочее, но, если я не ошибаюсь, он определенно захватывает власть.
Большая Сестра проверяет острие иглы пальцем.
— Боюсь, — она втыкает иглу через пузырек в резиновую пробку и тянет поршень, — именно это и собирается сделать новый пациент: захватить власть. Он из тех, кого мы называем «манипуляторами», мисс Флинн. Такие люди используют все и вся ради своих собственных целей.
— Но… здесь, в психиатрической больнице?! Какая у него может быть цель?