Над Москвою небо чистое

…Стукалов всегда считал себя человеком дела. Повалявшись на мягкой чистой кровати всего минут пятнадцать, не больше, он вскочил, открыл сейф и, достав оттуда записную книжку в голубенькой обложке, начал задумчиво перелистывать ее страницы, заполненные округлыми буквами. Стукалов недолюбливал этого застенчивого мечтательного юношу с большими, спокойными глазами. Ему всегда казалось, что Челноков пользуется незаслуженной симпатией и комиссара Румянцева, и летчиков, и даже самого Демидова. Челнокова с теплой шутливостью именовали «полковым поэтом», его приглашали на самые ответственные штабные заседания и поручали вести протоколы. А ведь на эти совещания иной раз и Стукалова забывали приглашать, ссылаясь на то, что они носят сугубо производственный характер. И на допросе немецкого аса, сбитого комиссаром Румянцевым, Челнокову поручили быть переводчиком.

Евгений Семенович неоднократно прислушивался к частушкам и стихотворениям, которые декламировал моторист, но никакой крамолы обнаружить не мог. А теперь… теперь перед ним лежала подлинная исповедь этого юнца и много, ой как много давала она ему, военному следователю, призванному оберегать государственную безопасность полка. Стукалов улыбнулся тонкими губами: «Нет, шалишь, большую власть над людьми имеешь ты, Семеныч. Вот ходит себе спокойно этот рифмоплет и знать не знает, где он может очутиться через считанные денечки. И гордецу Демидову это будет хорошим уроком».

Евгений Семенович снял телефонную трубку, набрал городской номер коммутатора авиагарнизона и потребовал штаб Демидова. Ему повезло: трубку взял не кто-нибудь, а сам подполковник.

– Я вас слушаю, товарищ майор! – отозвался он. – Как новое жилище?

– Спасибо. Очень хорошее, – ответил Стукалов. – У меня к вам безотлагательное дело. Когда к вам можно зайти?

– В любое время, – ровным голосом произнес Демидов. – Сейчас, правда, мы готовимся к вылету на прикрытие переднего края обороны, так что лучше бы завтра.

– Я готов подождать до этого срока, – сдержанно согласился Стукалов. – Но, повторяю, товарищ командир, дело у меня безотлагательное.

– Вот и прекрасно, – заключил Демидов, – завтра и разберемся. – И в трубке запели короткие гудки.

Демидов думал, что после разговора с командующим авиацией фронта его полк введут в бой сразу же, едва только запоздалый осенний рассвет зажелтит землю. Но обстоятельства сложились иначе. С утра заладил нудный промозглый дождик, и туман до того плотно упал на аэродром, что западной его окраины и стоящих на ней бомбардировщиков ПЕ-2 не было видно. Тридцать два летчика в готовности номер один битый час просидели в тесных кабинах истребителей. Затем готовность номер один заменили готовностью номер два. Летчики с наслаждением покинули тесные кабины и, разминая затекшие руки и ноги, ходили по летному полю, сбивались в веселые группки на стоянках своих эскадрилий, в технических каптерках резались в домино и шахматы. У машины Султан-хана, пестрой от нарисованных на ней техником Кокоревым красных звездочек, собралась почти вся эскадрилья. Очутившийся здесь же инженер Стогов, попыхивая папиросой, одну за другой рассказывал авиационные байки.

– Вот вы молодой, да ранний, – шутливо тыкал он пальцем в высокого угреватого лейтенанта Бублейникова: ему он едва-едва доставал до плеча, – скажите, какая разница между типами самолетов?

– Так это же целую лекцию надо читать, – замялся лейтенант.

– Лекцию, – презрительно протянул инженер. – А я, как по-писаному, в две минуты все преподам. Собрались однажды на аэродроме «дуглас», «пешка», «ил», а рядом «ишачок» стоит. Вот «ишачок» и спрашивает у «пешки»: «Ты чего такая худая?» «Поневоле будешь худой, – отвечает «пешка», – если каждый божий день тебя «мессеры» и «хейнкели» от зари до зари гоняют». Спрашивает «ишачок» у «ильюшина»: «А ты чего сгорбился?» – «Как же не горбиться, если тебя каждый день зенитки лупят?» Тогда «ишачок» у «Дугласа» спрашивает: «А ты чего такой толстый?» «А я, – говорит «дуглас», – продовольствие да интендантское имущество вожу, каким же мне быть еще».

Красная ракета, с треском разорвавшаяся в воздухе, прервала веселую болтовню. Это начштаба Петельников снова сигналил готовность номер один. От командного пункта, придерживая прыгающий планшет, бежал к ним сам Демидов.

– «Батя» рысит, как имеретинский иноходец, – заметил Султан-хан, – значит, на задание пойдем.

– А погода? – всколыхнулся неуверенный голос Барыбина.

Демидов приказал немедленно собраться всем летчикам на стоянке первой эскадрильи и, когда они кольцом расселись вокруг него, ткнул пальцем в карту.

– Все нашли Серпухов, никто не потерял? Теперь берите юго-западнее города восемь километров. Здесь наш аэродром подскока. Если кого подобьют или обрежет мотор – плюхайтесь на него. А сейчас взлетаем. Курсом на Серпухов идут шестьдесят Ю-88. Боевой порядок – фронт эскадрилий. Пойдем за облаками. Туман расходится. – Он выпрямился и, сверкнув глазами, зычно скомандовал: – По са-мо-летам!