Над нами темные воды. Британские подводные лодки во Второй мировой войне

Неподалеку находился небольшой остров. Не помню его названия, знаю только, что он располагался восточнее архипелага Каримон. Мы медленно направились к этому острову с намерением укрыться за ним от японского радара. Эта игра в догонялки порядком надоела. Жара в лодке была невыносимой. Мы еще не ужинали. Привычный распорядок жизни нарушен.

Снова поднялись на перископную глубину. Враг находился примерно в двух милях от нас. На севере виден остров и его заросли. Поверхность моря покрыта белыми бурунами. Нужно уходить и заряжать батареи. Весь экипаж знал об этом. Погружение было связано с серьезным риском, однако командир выглядел беззаботно, как будто нам предстояла веселая прогулка.

Примерно в полночь мы всплыли рядом с островом и пошли вдоль берега. Следующие десять минут тянулись очень долго, но в конце концов подлодка обогнула остров и оказалась на другой стороне. Моряки вздохнули с облегчением, и повар поинтересовался, можно ли подавать холодный ужин. Все уже успокоились, и перспективы стали казаться вполне радужными, когда впереди неожиданно появилось неизвестное судно. Наша лодка сразу остановилась, и то судно стало. Какое-то время мы продолжали стоять и наблюдать друг за другом, словно два пса, готовящихся к схватке. Затем судно вдруг исчезло, словно растворилось в воздухе. Позднее, обсуждая это странное исчезновение, мы пришли к выводу, что это была американская подлодка, охотившаяся за тем небольшим японским конвоем, и выразили надежду, что она не столкнется с поджидавшим нас эсминцем.

Ужинать сели в час ночи. Еда была скромной: сыр, хлеб, соленья. Штурман сорвал листок с календаря в кают-компании. Закончился еще один день.

Мы находимся между островами Ява и Борнео. Идем на север. Погода хорошая, море спокойное, настроение соответствующее. В этих открытых водах бо'льшую часть дня проводим на поверхности. На мостике довольно жарко. Покрытое рябью море светится тысячами искр. Из выхлопной трубы вырываются облачка дыма и уносятся на легком ветру. Я смотрю на часы. Впереди еще час дежурства, целый час наблюдения за залитым лучами солнца небом. Над головой оно бледно-голубое. Вдали над островами висят белые облака, образовавшиеся из влаги джунглей.

Я на мостике один. Наблюдатели оседлали стойки перископов и подставляют свою нежную белую кожу солнечным лучам. Ночью, мучаясь от ожогов, они будут сожалеть об этом.

Слышу какой-то шум, поворачиваюсь и вижу черную голову вылезающего из люка штурмана. На бледном лице Мориса трехдневная щетина. Он улыбается и достает крошечный микрофон, приспособленный для передачи приказов с мостика, и водонепроницаемое оборудование. Не прекращая наблюдения за морем, я поглядываю за его работой. Мы перебрасываемся несколькими словами о том, что на мостике очень жарко и что на следующий день должны достигнуть пролива Каримата.

Наши уши привыкли к приглушенному гудению двигателей и шелесту воды, ударяющейся о корпус лодки. Возможно, эта жара притупила наши чувства. В воздухе появляется странный звук. С удивлением смотрим друг на друга и одновременно поднимаем глаза к небу. Звук переходит в рев, и мы видим несущийся на нас со стороны солнца японский гидросамолет. Сначала он бесшумно планировал и вот теперь включил двигатели.

– Самолет! – кричу я во все горло.

Морис и наблюдатели мгновенно исчезают. Я поворачиваюсь, чтобы отдать приказ о погружении, и в этот момент вижу, как от блестящего синего фюзеляжа самолета отрываются две небольшие бомбы. Время несется стремительно. Я ясно вижу самолет, совершающий вираж в паре миль от нас, красные круги на его крыльях и понимаю, что эти бомбы упадут вдалеке от лодки. Пора погружаться. Стоя возле люка, выкрикиваю приказ в переговорную трубу. В этот миг я уже не помню о бомбах. Они взрываются в стороне и обдают меня фонтаном брызг. Запрыгиваю в люк, и через мгновение лодка начинает уходить под воду.

Пост вахтенного офицера давал мне определенные преимущества перед остальными. Прибыв на главный пост, я застал там всех в смятении. Морис и наблюдатели, спустившиеся сюда немедленно, решили, что мы уже погружаемся, и один из них машинально перекрыл переговорную трубу раньше, чем я успел передать в нее приказ. Командир задал им короткий вопрос и начал погружение, не нажимая на ревун. Когда раздались взрывы, многие из экипажа мирно спали или писали письма. Только когда мы находились уже глубоко под водой, информация о произошедшем начала распространяться по лодке. Но даже теперь один лишь вахтенный офицер знал точно о происшедшем. Вид падающих бомб вселил в меня уверенность, что непосредственная опасность нам не грозит. Еще мне пришло в голову, что эти самолеты способны нести только две бомбы и повторной атаки можно не бояться. Наблюдателей и меня обеспокоило лишь то, как японский самолет сумел подкрасться к нам так незаметно, применив известный трюк с планированием при отключенных двигателях. Из-за этого случая я на целую неделю лишился самоуверенности.