Над планетой людей [Алексей Леонов]

На борту поняли ситуацию. Случай редчайший, но возможный, и они знали это. Надежность — одно из главнейших качеств весьма и весьма сложной космической техники. С началом пилотируемых полетов степень надежности стала еще выше. Но ведь в огромнейшем множестве узлов, систем, агрегатов, приборов, устройств, отдельных деталей, которые в совокупности своей и составляют корабль, может возникнуть неполадка. И даже если статистика утверждает, что неполадка эта возможна лишь единожды за многие сотни тысяч часов работы, нет абсолютной гарантии того, что отказ произойдет на первой минуте.

На корабле есть резервные, дублирующие системы. На корабле есть человек, это самое главное «звено» надежности, способное вмешиваться в работу систем и устройств, настраивать их, задавать им новую программу.

На некоторое время переговоры с Землей прекратились. Там искали причину случившегося и отрабатывали рекомендации экипажу.

Оперативная группа управления докладывала Королеву свой анализ. Главный не перебивал. Он только уточнял и задавал вопросы. Как всегда, он не признавал «приближений» и потому казался придирчивым.

Беляев и Леонов ждали связи с «Зарей» и мысленно проигрывали свои действия по тем вводным, которые прорабатывались на тренажере. К аварийному варианту они были подготовлены, и Создавшаяся ситуация отличалась от учебной лишь тем, что сейчас были недопустимы ошибочные решения.

Включилась «Заря»:

— «Алмазы», вам разрешается ручная посадка на следующем витка.

Короткая пауза, и командир «Восхода-2» передал в эфир:

— «Заря»! Я «Алмаз-один». Вас понял. Нам разрешена ручная посадка на восемнадцатом нитке.

В эти тревожные секунды у ним не было ни страха, ни растерянности. Казалось бы, естественная боязнь остаться на орбите может создать нервозность и суету, может помешать логическому мышлению, заглушить рассудительность. Но боязни не было. Напротив, появилось какое-то особое чувство собранности и даже интереса: оказалась возможность опробовать и испытать новое, сделать еще одно важное дело.

Корабль снова вышел на финишную прямую. По расчетам, тормозную двигательную установку надо было включить в 11 часов 35 минут 44 секунды. С помощью ручной ориентации Беляев чуть развернул корабль. Теперь надо удержать его в этом положении. Нажата кнопка. Мгновенно прекратилось состояние невесомости. Значит, ТДУ включилась. Все сработало. Все нормально. Перегрузка. Отделение приборного отсека. За стеклами иллюминатора начало бушевать пламя.

Спускаемый аппарат камнем летел вниз. Впереди уплотненная плазма, позади — бездна космоса. Мысль работает со скоростью приборов — их показания фиксировались космонавтами мгновенно. Точно невидимые нити связали мозг человека с не знающим эмоций организмом аппаратуры. Перегрузки уменьшаются. Иллюминатор заметно почернел…

Отстреливается крышка — и раскрывается тормозной парашют. Потом — основной. Легкий толчок — и отделяется теплозащитный экран. Облака раскололись. Темно-зеленым пятном стремительно надвигается земля…

Потом они вспоминали о том мартовском дне испытаний с улыбкой. Подшучивали друг над другом. Впрочем, так бывает всегда, когда волнения уже позади…

Они приземлились в районе Перми, в глухом лесу. Открыли люк. Морозная свежесть обжигала лицо, щекотала горло. Снег до пояса. Деревья, словно суровая стража, застыли- вокруг корабля…

Маленькая рация передала в эфир сигнал. Его приняли. Они знали, что к ним придут, что поисково-спасательная группа уже в пути. И они ждали.

Ночь пролетела незаметно. От сильного мороза трещали деревья, снег под ногами хрустел громко, как будто он сердился на людей.

Ярко пылал костер. Тепло его огня напоминало лесные костры детства. Блики света играли на лицах, на обгоревшей обшивке спускаемого аппарата «Восхода-2». Где-то стрекотал вертолет. Вдруг в той стороне, откуда они ждали солнце, раздался треск валежника. И снова — тихо. Потом треск повторился. Сомнений не было: к ним шли люди.

Работа без выходных

Пять лет шел он к своему первому старту. Бесконечные тренировки, занятия, экзамены, редкий и короткий отдых. И вот отзвучал в эфире над планетой его позывной «Алмаз-2», но в сердце остались слова, сказанные про себя в тот самый момент, когда оглянулся перед входом в корабль: «Не забывай меня, Солнце!» Были в этом восклицании, прозвучавшем в космической бездне, и глубокая, радостная откровенность, и непосредственная восторженность. Был и оттенок грусти: ведь они звучали как прощание.

Потом были торжественные встречи, чествования, многочисленные поездки, выступления на митингах… В водовороте событий он держался вроде бы и легко, но, оставаясь наедине с собой, терзался в сомнениях: а не превратится ли все это в праздность, которая оттеснит главное, лишит права на самоуважение, закрутит в вихре торжеств?..