Над Припятью

Подхорунжий поразился, как прекрасен лес в ночное время. До сих пор он этого не замечал, хотя бессонные ночи для него не были редкостью. Уже много месяцев лес был домом и для него, и для таких, как он, «лесных людей».

Младший сержант Сережа тронул его за плечо.

— Эх, друг, вижу, что горюешь, — проговорил немного заспанным голосом. — Не надо, ничего не сделаешь. Кто это был? — спросил он после недолгого молчания.

— Кто? — оглянулся подхорунжий. — Всех троих мучили, а потом… — Лешек не мог закончить то, что не досказала ему и Параська.

— Кто-то из родных?

— Почти… Девушка и ее родители… За то, что помогали таким, как мы… Бандеровцы…

— Эх, гады, — шептал Сережа. — Видели мы таких в Ровенской области. Трудно поверить!.. Помогать гитлеровцам, палачам украинского народа! Моя мать была украинкой, от нее я перенял любовь к этим прекрасным украинским землям. А сейчас? Нашлись такие, кто предал свою родину и народ, позорит их. Но они в конце концов проиграют. Теория, что «цель оправдывает средства», уничтожила мораль этих бандитов. С кем они идут вместе, кого выбрали в этой их «борьбе» себе в сообщники?!

Они замолкли. Боль переполняла их молодые сердца.

Подхорунжий решил немного поспать. Вошел в избу, присел в углу на корточки, прислонившись к стене, и закрыл глаза. Он погрузился в полусонное оцепенение — не спал, но и не бодрствовал. В голове шумело и слышались какие-то удары. «Что это?» — думал он, прислушиваясь. Удары не прекращались, он чувствовал их совсем рядом. Ах, это часы! Соскользнув на пол, он положил руку под голову.

«Тик, тик, тик…» — стучало, словно кто-то бил молотом по наковальне.

Лешек знал, что он не в лесу. Но где же? Хотел встать, открыть глаза, но не мог двинуться, словно налитый свинцом.

* * *

— Оленька, доченька! — долетел откуда-то знакомый голос. Он похолодел. Хотел вскочить, крикнуть.

— Слушаю, мамочка! — слышал отчетливо. Это была Оленька… Сон это или видение? Он почувствовал тяжесть в сердце, тело стало тяжелым, словно одеревеневшим.

— Вернемся вечером… — со двора слышался мужской голос. Деревья во дворе украсились молодыми листьями, пахло первой зеленью, доносилось пение птиц. — Позаботься о госте, Оленька! — Голос мужчины был уже тихий, далекий.

Что это? Ах, да! Тарасовичи шли за покупками. В Устилуг, а возможно, во Владимир? Ему это было безразлично. Могли и не идти, остаться дома. Хотя нет. Он хотел побыть вдвоем с Оленькой.

Она подошла и обвила руками его шею. Волна распущенных волос закрыла их от любопытных лучей апрельского солнца. От ее волос, лица исходил тонкий аромат ветра, лесных ландышей и чего-то одурманивающего, женского — у него даже закружилось в голове.

За окнами ленивый ветер играл молодыми листьями деревьев. Шелестели занавески. Из глубины леса доносилось настойчивое кукование кукушки. Они слышали только биение собственных сердец.

«Тик-тик-тик…» — короткий, размеренный, непрерывный стук буквально ввинчивался в мозг. — «Тик-так…»

Нет!.. Они хотят слышать только биение собственных сердец, дрожь груди, разрываемой неспокойными чувствами… Зачем им напоминание о времени! Сегодняшнем! Таком жестоком для любви. Они очень долго ждали этой минуты. Жили надеждой. Теперь уже близкой, до потери дыхания, до боли… Это должно было случиться! Он обнимал ее нежно, чувствуя ее дыхание, ласкающее его щеку, и учащенное биение собственного сердца. Однако слышал и этот непрерывный звук: «тик, тик, тик»… Это часы безжалостным напоминанием о приближающемся расставании нарушали минуты счастья. Жестокая судьба, а возможно, счастливая, подарила им всего четыре часа… «Это двести сорок минут», — думал он, чувствуя ее близость. Нет, это даже не столько! Столько считалось с момента, когда он удалился из полка.

— Жаль… Так мало, — шептала она.

— Мы столько можем иметь! По крайней мере, столько имели, — шептал он. — Знаешь, для меня это огромное счастье…

— Почему? — спрашивала она доверчиво.

— Возможно, потому, что я никогда этого не испытывал, не искал постоянно, как другие. Натолкнулся на тебя в пути, а теперь боюсь, дрожу от мысли, что потеряю.

— Нас не может разлучить никто, никто… — шептала она что-то еще.

— Время! Уже время! — явно слышал он шепот. Настойчивый, словно приказывающий. Очнулся. Кто-то трогал его за плечо.

— Пан подхорунжий! Время идти на пост. Значит, все это было только сновидением, хотя еще так недавно… Воспоминание о мгновениях счастья должно было остаться навсегда в памяти!

— Скоро рассветет. Будет хороший день, — сказал Рысь.