Над пропастью

То, что Тугайсары сам не встретился с Энвером-пашой, нисколько не огорчило Ибрагимбека. Настороженность и подозрение вызвала готовность Энвера-паши прибыть и принести ему личные извинения. «Что это? — раздумывал Ибрагимбек. — Или он так умен — мгновенно оценивая опасность, или — кто-то подсказал? Саид Алимхан? Нет».

С потолка свисала большая керосиновая лампа, заливавшая ярким светом всю мехманхану.

Тугайсары, Гуппанбай, Абдукаюм-парваначи, мулла Раджаб тем временем рассматривали Курбана. Переглядывались: «Вот вам и „беглый красный“. А он, оказывается, принц-шейх. Его принимали во дворце эмира!»

Курбан, хотя и сидел, скромно опустив глаза, изредка поглядывал на Ибрагимбека, словно бы запоминая его продолговатое смуглое лицо, длинный прямой нос, тяжелый взгляд. Благосклонность бека и пауза в беседе подсказывали: самое время объявить, зачем он здесь.

— Ваше величество, — заговорил он, подняв ясный взгляд на бека. — Мне сказали, что мой великий учитель находится при вас. С намерением найти его я и приехал в вашу временную (он сделал упор на это слово) столицу… Я, — Курбан кивнул в сторону Тугайсары, — с благосклонного согласия его превосходительства присоединился к сотне, и вот — ваш гость, ваш слуга — как вам будет угодно, ваше величество. Если я смогу быть полезным вам, буду безмерно счастлив.

— Благодарю вас, благодарю… Дорога утомила вас, дорогой шейх, — Ибрагимбеку доставляло удовольствие произносить это духовное звание, — и мы вас долго держать не будем… Скажите, что думает о нас в политическом и военном плане красное командование?

Курбан не спешил с ответом. Помолчал, перебирая четки.

— В политическом плане… — наконец негромко начал он, — они пока боятся вас. Почему «пока»? Большинство народа неграмотно, запугано, слепо исполняет ваши приказы. Советы делают ставку на слово. У них много таких, кто умеет говорить. Агитирует за народную власть. Чтобы жили свободно, трудились, учились. Чтобы женщины были наравне с мужчинами. А кровопролития — не надо. Так говорят. Они на словах против кровопролития — а на деле стягивают в отдельные районы Восточной Бухары, в том числе и в Байсун, крупные подразделения пехоты, конницу, артиллерию. Что я видел — в Байсуне сосредоточена конная бригада, усиленная пехотным полком. Чем занимаются? Отрабатывают свои действия в наступательных операциях в условиях горной местности… Вот, пожалуй, и все.

Краткость информации, трезвый, четкий анализ обстановки понравились Ибрагимбеку. «Рассудителен, умен, — подумал о Курбане, — Много знает. Не все сказал».

— Относительно вашего разговора об Энвере-паше… Тугайсары рассказал мне. Может, еще что вспомнили? — спросил он. — Что говорят красные об Энвере-паше?

— Что я слышал? Мало… Ну, что он втянул Турцию в войну и поставил страну на грань гибели. Да, и за то его выслали. Вот об этом говорили, это точно: пашу выслали, и никто не знает, где он теперь. И тут уже споры, одни говорят одно, другие кричат другое. Скажу откровенно: мне такие разговоры не по душе.

И если я что-то слышал — не вникал, про что кричат. Одно могу сказать, если бы они знали, где теперь Энвер-паша, не стали бы кричать. Кто знает, где он?..

— Завтра он будет здесь! — неожиданно проговорил Ибрагимбек и яри этом глянул на Курбана так, словно ставил это себе в заслугу.

Курбан растерянно смотрел на Ибрагимбека, даже четки замерли в руках. Эта весть для него — точно гром средь ясного неба.

— Вы его обязательно увидите, — сказал Ибрагимбек, — А теперь пора вам отдохнуть. — И приказал Гуппанбаю: — Распорядитесь, чтобы проводили к его преосвященству! — Потом задумчиво посмотрел на Курбана. — Если верно послужите нам, нашему делу… Мы умеем ценить добро.

— Благодарю, ваше величество, за теплую встречу, за доверие… Слуги аллаха на земле умеют ценить предложенную дружбу.

Когда Курбан вышел, бек повернулся к Тугайсары.

— Я слышал, ты был груб с принцем-шейхом?

— Откуда мне было знать, что он принц? А что он пришел от красных — это я знал точно.

— От кого узнал?

— Да он сам сказал!

— Вот. Если бы он тебе сказал, что он принц-шейх, а про то, откуда он теперь, промолчал, тогда другой разговор.

— Да что я ему такого…

— Теперь помолчи! — строго поднял руку Ибрагимбек, обрывая его. — Ты не слышал о принце-шейхе? Ладно. Его величество сам назвал так любимого ученика ишана Судура… И это — не в шутку! Скажешь, зачем это ему? Эмир заигрывал с хазратом… потому что тот вот где держит души всех людей! Всех! — бек сжал, подняв вверх, кулак. — Стоит ему слово сказать… и эта темная масса диких людей, эта туча сметет напрочь все, что есть на ее пути! Бог нам нужен всегда! Во все времена и эпохи… эта темная масса, это стадо, да-да, и дехкане, и чабаны, и воины, — все должны быть покорны богу и хозяину! — Помолчав, успокоился, взял с подноса, полного восточных сладостей и фруктов, горсть очищенных орешков фисташки и стал по одному бросать в рот, медленно двигая крепкими челюстями. Отпуская Тугайсары, вяло махнул рукой.