Над пропастью

— Понять-то я понял, — повторил Азим-суфи и поскреб затылок. — Однако я… пока не собираюсь никому дарить свою домбру. Потому что она у меня одна! А что я без нее? Без нее нет песен. А без песен — что за жизнь?..

Раздался хохот.

«Все пошло прахом!» — горько подумал ишан Судур, видя перед собой смеющиеся лица и… спины. Да, люди расходились!.. Что из сказанного запало им в душу?..

Курбан, где Курбан?

А, вот он, Курбан, на коне возле арбы старой Тиник. Опять он там…

— Сынок! — позвал хазрат.

— Пир мой! — Курбан спешился, замер в почтительном поклоне.

Ишан Судур, вцепившись в локоть Курбана, повлек его за собой.

Муэдзин неожиданным для его роста громким басом крикнул:

— Люди!..

Расходившиеся остановились.

— Люди! — повторил за ним ишан Судур. — Эй, Азим-суфи! Повернитесь сюда!.. Посмотрите — кто рядом со мной? Узнаете?.. Кто бывал в Байсуне, Бухаре, не может не узнать его… Он мой ученик, моя надежда, он впитал в себя все, чем я делился с ним годы и годы… Он жил в Бухаре, но когда начались беспорядки, он сидел в зиндане, потом попал к кизил-аскерам! Год был среди них… Целый год! И вот — пришел в Кукташ!.. Вот кто расскажет вам, что такое Советская власть! — Ишан Судур всмотрелся в побледневшее лицо Курбана. — Не робей, сыпок! Вот и пришел твой час, великий час! Покажи себя… Ты говори — я услышу. Я только на минуту, что-то там, у матушки Тиник… Меня зовут…

То, что люди столпились возле арбы и о чем-то возбужденно говорили, размахивали руками и поглядывали в ту сторону, где находился хазрат, еще не значило, что зовут его. Но он поспешил.

А там и в самом деле страсти накалились.

— Что он там говорит? — громко возмущалась вдова. — Что — я отдам все, что имею, им?.. Чтобы они, эти бездельники, все сожрали, а мне что — по миру идти?.. Я за сыном — а где он?.. Где?! Я думала, ему нужна мать, а этот говорит: они сами отдадут все им.

Злость сотрясала это хилое, немощное тело.

— Я хочу остаться здесь! — неожиданно заявила Айпарча.

Старая Тиник выпучила глаза, задышала, не находя слов.

— Да ты в своем уме?.. Столько мужчин глазеют на тебя! О, хазрат! — возликовала она, увидев подходящего ишана Судура. — Вот… хочет остаться здесь…

— Я остаюсь! — твердила Айпарча.

— Останешься? Ты?.. Я спасла тебя от Джаббара Кенагаса! Ты моя!

— Нет, матушка, — спокойно отвечала Айпарча. — Я дочь своих родителей!

— Во-о-он как! — рассмеялась старуха. — Говоришь, есть родители? И ты уверена, что они не отказались от тебя!

— От меня? Но почему? За что?..

— Кому нужна девчонка, которую украл басмач?

— Полегче-полегче, мамаша! — хмуро бросил Турсун-охотник.

— Ты-то что лезешь? — огрызнулась та.

— Я сказал: ти-хо… За нее теперь я в ответе.

— Говорите, шейх! — прошептал муэдзин.

Курбан посмотрел на него. Улыбнулся растерянно. Он еще никогда не выходил вот так… Смотрел в толпу. Видел своих, вот они — Усман-сапожник, Хуррам-аксакал, Норхураз.

— Да, Азим-суфи! — сказал Курбан. — Мы все говорим, говорим… Спойте песню! Пусть люди послушают… В тяжелую минуту она придает человеку силы. А поговорим потом, успеем, — Курбан долгим взглядом посмотрел в сторону, где стояла Айпарча, в толпе окруживших ее мужчин. Казалось, он угадывал, о чем там теперь разговор. И Азим-суфи проследил за его взглядом.

— Ну, что же, споем, коль надо петь! — сказал он и выбрался из толпы. Взял в руки домбру. Поднял ее, наклонив голову, настроил. — Жаль, не услышит меня одна девушка… — сказал он. — Это ничего! Я спою о том, о чем молчит эта девушка. Слушайте.

Я потеряла тебя. Ты потерял меня.
Что же осталось у нас от того, чем мы жили?
Красный цветок,
Алый цветок. Ты помнишь, мы им дорожили!
Красный цветок,
Алый цветок — как отблеск огня…
Он теперь в руке у меня,
Он на ладони твоей, единственный мой, мой
Любимый…

— Ты чего? — тихо спросил он, еще перебирая струны. — Что шмыгаешь носом? — спрашивал Усмана-сапожника, не показывая своим видом, к кому обращается. — Красивая песня?

— Красивая песня! — тихо ответил Усман. — Ты думаешь, он понял… про цветок? Если нет — вот, смотри! — он показал ладонь, залитую кровью. Сжал нож, подержал…

— Дурак! — негромко выкрикнул Азим-суфи.

— Я покажу ему… Только бы посмотрел и увидел… Он поймет!.. Красный цветок!..

— Его бы чалмой перевязать теперь твою руку…

И Курбан, словно услышав этот шепот, сорвал с головы чалму.

Курбан нашел взглядом Хуррама-аксакала.

— Как поживаете, досточтимый Хуррам? — весело поинтересовался он. — Сайбуй на месте?

— Слава богу, на месте! — растерянно проговорил Хуррам.

— Никто не беспокоит?

— Нет, таксыр. Пока все спокойно.

Неожиданно совсем близко от себя Курбан увидел Усмана-сапожника.

— О, Усман-сапожник, это вы?

— Я, я! — сердито зашептал Усман, глядя на Курбана, предваряя его вопросы. — Я вот… пришел сюда к вам, — Взглядом спрашивал: вы меня поняли? Ведь нам поручено передать вам приказ: все, немедленное возвращение…