Над пропастью во ржи

Так я и сидел на полу, пока дурак Стрэдлейтер не ушел. Я слышал, как он идет по коридору в умывалку. Тогда я встал. И никак не мог отыскать эту треклятую шапку. Потом все-таки нашел. Она закатилась под кровать. Я ее надел, повернул козырьком назад – мне так больше нравилось – и посмотрел на свою дурацкую рожу в зеркало. Никогда в жизни я не видел столько кровищи! Весь рот у меня был в крови, и подбородок, даже вся пижама и халат. Мне и страшно было, и интересно. Вид у меня от этой крови был какой-то прожженный. Я и дрался-то всего раза два в жизни, и оба раза неудачно. Из меня драчун плохой. Я вообще пацифист, если уж говорить всю правду.

Мне казалось, что Экли не спит и все слышит. Я прошел через душевую в его комнату посмотреть, что он там делает. Я к нему редко заходил. У него всегда чем-то воняло – уж очень он был нечистоплотный.

7

Через занавески в душевой чуть-чуть пробивался свет из нашей комнаты, и я видел, что он лежит в постели. Но я отлично знал, что он не спит.

– Экли? – говорю. – Ты не спишь?

– Нет.

Было темно, и я споткнулся о чей-то башмак и чуть не полетел через голову. Экли приподнялся на подушке, оперся на локоть. У него все лицо было намазано чем-то белым от прыщей. В темноте он был похож на привидение.

– Ты что делаешь? – спрашиваю.

– То есть как это – что я делаю? Хотел уснуть, а вы, черти, подняли тарарам. Из-за чего вы дрались?

– Где тут свет? – Я никак не мог найти выключатель. Шарил по всей стене – ну никак.

– А зачем тебе свет?.. Ты руку держишь у выключателя.

Я нашел выключатель и зажег свет. Экли заслонил лицо рукой, чтоб свет не резал ему глаза.

– О ч-черт! – сказал он. – Что с тобой? – Он увидел на мне кровь.

– Поцапались немножко со Стрэдлейтером, – говорю. Потом сел на пол. Никогда у них в комнате не было стульев. Не знаю, что они с ними делали. – Слушай, хочешь, сыграем разок в канасту? – говорю.

Он страшно увлекался канастой.

– Да у тебя до сих пор кровь идет! Ты бы приложил что-нибудь.

– Само пройдет. Ну как, сыграем в канасту или нет?

– С ума сошел – канаста! Да ты знаешь, который час?

– Еще не поздно. Часов одиннадцать, полдвенадцатого!

– Это, по-твоему, не поздно? – говорит Экли. – Слушай, мне завтра вставать рано, я в церковь иду, черт подери! А вы, дьяволы, подняли бучу среди ночи. Хоть скажи, из-за чего вы подрались?

– Долго рассказывать. Тебе будет скучно слушать, Экли. Видишь, как я о тебе забочусь! – Я с ним никогда не говорил о своих личных делах. Во-первых, он был еще глупее Стрэдлейтера. Стрэдлейтер по сравнению с ним был настоящий гений. – Знаешь что, – говорю, – можно мне эту ночь спать на кровати Эла? Он до завтрашнего вечера не вернется.

– А черт его знает, когда он вернется, – говорит Экли.

Я знал, что Эл не вернется. Он каждую субботу уезжал домой.

– А черт его знает, когда он вернется, – говорит Экли.

Фу, до чего он мне надоел!

– То есть как это? – говорю. – Ты же знаешь, что он в воскресенье до вечера никогда не приезжает.

– Знаю, но как я могу сказать – спи, пожалуйста, на его кровати! Разве полагается так делать?

Убил! Я протянул руку, все еще сидя на полу, и похлопал его, дурака, по плечу.

– Ты – принц, Экли, детка, – говорю. – Ты знаешь это или нет?

– Нет, правда, не могу же я просто сказать человеку – спи на чужой кровати.

– Ты – настоящий принц. Ты – джентльмен и ученый, дитя мое! – сказал я. А может быть, он и был ученый. – У тебя случайно нет сигарет? Если нет – я умру!

– Нет у меня ничего. Слушай, из-за чего началась драка?

Но я ему не ответил. Я только встал и подошел к окну. Мне вдруг стало так тоскливо. Подохнуть хотелось, честное слово.

– Из-за чего же вы подрались? – в который раз спросил Экли. Он мог душу вымотать из человека.

– Из-за тебя, – говорю.

– Что за черт? Как это из-за меня?

– Да, я защищал твою честь. Стрэдлейтер сказал, что ты гнусная личность. Не мог же я ему спустить такую дерзость!

Он как подскочит!

– Нет, ей-богу? Это правда? Он так и сказал?

Но тут я ему объяснил, что шучу, а потом лег на кровать Эла. Ох, до чего же мне было плохо! Такая тоска, ужасно.

– У вас тут воняет, – говорю. – Отсюда слышно, как твои носки воняют. Ты их отдаешь в стирку или нет?

– Не нравится – иди знаешь куда! – сказал Экли. Вот ума палата! – Может быть, потушишь свет, черт возьми?

Но я не сразу потушил. Я лежал на чужой кровати и думал про Джейн и про все, что было. Я просто с ума сходил, как только представлял себе ее со Стрэдлейтером в машине этого толстозадого Эда Бэнки. Как подумаю – так хочется выброситься в окошко. Вы-то не знаете Стрэдлейтера, вам ничего, а я его знаю. Все ребята в Пэнси только трепались, что путаются с девчонками, как Экли, например, а вот Стрэдлейтер и вправду путался. Я сам был знаком с двумя девицами, с которыми он путался. Верно говорю.

– Расскажи мне свою биографию, Экли, детка, наверно, это увлекательно! – говорю.

– Да потуши ты этот чертов свет! Мне завтра утром в церковь, понимаешь?

Я встал, потушил свет – раз ему так хочется. Потом опять лег на кровать Эла.

– Ты что – собираешься спать тут? – спросил Экли. Да, радушный хозяин, ничего не скажешь.