Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер

Интересно, есть ли у современных подростков места, где они пытаются лучше заботиться друг о друге, чем о них самих когда-либо заботились взрослые. Сказать невозможно, сколько в шестидесятые и в начале семидесятых годов существовало убежищ, где можно было спокойно отсидеться; сколько хиппи, друзей, просто знакомых и незнакомых вовсе, готовы были тебя принять. Так у нас было заведено. Еда и поддержка предоставлялись без каких-либо условий, не ожидалось ничего взамен; сейчас мне трудно себе такое представить — наш мир был совсем другим. Не раем, конечно — он был полон глубокой, темной депрессии, треволнений, одиночества, пустоты; но встречались ребята, которые по очереди ловили себе подобных над краем пропасти, и от такого их великодушия ты переставала бояться высоты.

Вскоре после того, как мой друг попал в Маклинз, я получила письмо от отца, полное недоумения: он представить себе не мог, как мне живется в школе. От матери он слышал, что я стала привыкать, а это значит, подумал он, что меня все больше радует общество друзей, и он начал задаваться вопросом, чем такое общество может порадовать. Бот здорово — а какой у меня выбор? Поехать погостить у сестер Бронте? Затем следовала длиннющая нотация: важно не то, какой ты с друзьями, это все иллюзия; а вот кто ты наедине с собой, что творится у тебя в уме в моменты одиночества — это действительно важно. Вся эта чушь относительно основного вопроса дзэн — «кем ты был до того, как родился», и каково твое Истинное лицо. На этот счет я вспомнила, как кто-то из друзей рассказывал, что однажды получил скверный приход и видел, как лица людей на его глазах расплываются, стекают с черепов. Он даже хотел вырвать себе глаза, но, слава богу, не сделал этого. Если ты наедине с собой думаешь о таких вещах — или десятый раз на неделе клянешься перед всей вселенной, что будешь есть на обед только творог и листики салата, пока не сгонишь лишние фунты; или что умрешь, если твой парень не вернется к тебе; или что будешь читать важные книги о религии, которые отец порекомендовал тебе по твоей просьбе, после того, как ты написала записку твоему парню и в тысячный раз порвала ее на мелкие клочки, — тогда ты можешь выжить в моменты одиночества. Папа долго распространялся о дзэн и о переводах, один другого хуже, «Бхагаватгиты» — но как негодовать на человека, который нашел время написать тебе письмо на трех страницах через один интервал и закончить его: «Я люблю тебя, дорогая старушка Пугосс» (мое прежнее прозвище).

Нас селили по несколько человек в комнате, не только потому, что таким образом школа получала больше денег, но и затем, чтобы спасти нас от погружения в пресловутые моменты подросткового одиночества. Мы с Холли поселились в одной комнате после того, как назначенная ей соседка отказалась с ней жить, а назначенные мне «родители» отказались держать меня под своей крышей, обвинив в том, что я украла из их запасов бутылку вина. (Я глупо пошутила: сделала вид, будто стянула бутылку, чтобы подразнить одноклассницу, ханжу и подлизу, которая в том доме присматривала за детьми. Я поставила вино на полку через несколько секунд. Но она на меня наябедничала, и «родители» подумали, что я вернула бутылку только потому, что нянька меня «поймала с поличным».)

Я перебралась в комнату Холли, в другой спальный корпус. Эта комната считалась худшей во всей школе. Она была крошечная, ногу некуда поставить — с подвесной койки мы сползали прямо к столу; потолок такой низкий, что на верхней койке уже не сесть, и его пронизывают голые, незаделанные трубы. Настоящая дыра. Ах, да: туда почти не проникал дневной свет; за нашим домом высился семифутовый забор, отделявший территорию школы от улицы. От забора до нашего окна оставалось не больше фута. Забор поставили потому, что год назад какой-то парень подогнал машину, взобрался на нее и стал подглядывать в окна. Ах! Но неужели никто не замечал стратегических преимуществ? Из этой комнаты так легко было ускользнуть ночью незамеченным; юркнуть между забором и стеной — и вперед, в леса. Следовало бы поехать туда и разведать на месте, дабы не бросить тень на тех, кто занимает эту комнату сейчас. Может быть, нынешние жильцы трудятся за полночь на персональных компьютерах, чтобы поступить потом в хороший колледж. Но я в этом сомневаюсь.

У Холли была проблема, с которой ее первая соседка не смогла справиться. Мне это не составило особого труда. Придешь домой мертвецки пьяная и будешь цепляться — суну под противный холодный душ, пока не протрезвеешь. Просто. То же касательно нытья. Она до сих пор с гордостью рассказывает всем подряд, что я отучила ее от привычки скулить: крепко стукнула и пригрозила, что буду колотить, пока она не прекратит вой. Взрослый не может и не должен поступать так с ребенком, но in loco parentis[228] мы старались, как могли, ради тех, кого любили, — и, черт возьми, были уверены, что никакие родители и не подумают вмешаться.