Читаем Над просторами северных морей полностью

— Верно! — похвалил Петрухин. — Вы, лейтенант, делаете успехи! Так вот, «карманные» линкоры под эту классификацию не подходят. Почему? Это что-то вроде гибрида, помесь линкора и крейсера. По водоизмещению эти корабли относятся к легким крейсерам, а по артиллерии — к линкорам.

— А «карманные» при чем?

— Закавыка здесь вот в чем, — поднял палец командующий. — После первой мировой войны страны-победительницы разрешили поверженной Германии иметь небольшой военный флот для самообороны. При этом его общий тоннаж ограничивался тридцатью тысячами тонн, а каждый корабль не должен быть больше десяти тысяч тонн. Вот немцы и построили три таких крейсера. Но так как в договоре калибр орудий не был ограничен, то они на эти крейсеры установили мощные линкоровские пушки калибром в двести восемьдесят миллиметров! Специалисты и окрестили корабли «карманными», то есть линкоры, построенные в обход международного контроля, в кармане.

— Хитры фрицы, все на обмане строят…

3

Было около трех часов ночи. В землянке «Мечта пилота» царил сон. Дневальный сержант Ахтямов сидел у тумбочки с книгой в руках и под ровное дыхание спящих вместе с петровскими солдатами штурмовал Нарвскую крепость, в то же время чутко прислушивался к звукам извне, чтобы не пропустить приход поверяющего и вовремя спрятать книгу. Вдруг он услышал какой-то сдавленный, но громкий крик. Сержант оторвался от чтения и прислушался. В дальнем углу кто-то резким голосом командовал:

— Макар… Да срывай же фонарь! Воздуха! Дайте воздуха!.. Все ж горит! Что же вы?

Дневальный подошел поближе. На нижней кровати метался лейтенант Усенко: его опять мучили кошмары. Ахтямов осторожно тронул летчика за плечо.

— А? Что? — вскочил тот и потянулся к пистолету.

— Это я, товарищ лейтенант. Поправил одеяло. Спите!

— Спасибо, друг! — Усенко повернулся на бок и вскоре задышал ровно. В полумраке на лице летчика шрамов не было видно и оно выглядело симпатичным, по-мальчишески озорным. Дневальный вздохнул и вернулся на место.

Но читать ему больше не пришлось. Извне в землянку донесся глухой продолжительный раскат. Потом он повторился еще и еще. Вскоре раскаты участились настолько, что слились в сплошное басовитое громыхание, от которого земля слегка вздрагивала. Ахтямов на фронте был с сорок первого, ему доводилось слышать взрывы бомб, орудийные выстрелы, канонады. Но теперь звуки были еще мощнее и продолжительнее. Сержант забеспокоился. В последнее время в авиаполку ходило много слухов о немецких рейдерах. Может, один из этих «карманных» линкоров проник в Двинскую губу и теперь расстреливает из тяжелых орудий Архангельск? Дневальный кинулся по ступенькам наверх, выскочил за входную дверь и в ужасе остановился. Сильнейший холодный ветер чуть не свалил его с ног. Воздух дрожал и сотрясался мощными взрывами. В сером полумраке полярного дня небо оказалось закрыто низкими черными тучами, которые на северо-западе без конца освещались яркими вспышками. Но огни те не были орудийными сполохами, в той стороне сверкали молнии мощных электрических разрядов — над бассейном разразилась арктическая гроза невиданной силищи!

Угрожающей лавиной гроза накатывалась на остров. Ее трепещущий свет ярко освещал продолговатый холм землянки, близкие капониры с самолетами, деревья у столовой. Дальше все тонуло в сплошной черноте.

Держась рукой за дверь, Ахтямов закрылся локтем. от пронизывающего ветра и вглядывался в буйство природных сил, стараясь понять и разобраться в степени, их опасности. Вдруг его охватила смутная тревога: вроде в знакомой картине окружающего произошли какие-то изменения, появилось нечто такое, что будило, вызывало чувство опасности.

И он рассмотрел источник тревоги: у самого порога… плескалась вода. То не была дождевая лужа. Воды было много, и она затопила весь берег острова, похоронила под толщей прибрежный кустарник, вплотную приблизилась к входу в землянку; ее темная колышущаяся масса, отражая молнии, бурлящим потоком стремительно проносилась мимо сержанта, увлекая за собой комья сухой травы, ветви деревьев; небольшая протока, отделявшая остров от южного берега, превратилась в широченную реку, по которой гуляли вспененные волны.

Картина была потрясающей. Подслеповатый сумрак полуночи почти исчез. Молнии пульсировали над головой механика беспрерывно, и в их мертвенно-бледном свете он увидел, как над островом сплошной вереницей низко проносились совершенно черные облака с рваными, истерзанными краями. Раскаты грома становились все громче, оглушительнее. Свист шквалистого ветра, перестук ветвей, тягучий скрип деревьев — все тонуло в адской какофонии. От ударов дрожала земля. Было тревожно и жутко.

Ахтямов хотел вернуться в землянку, но тут заметил, что струйки воды заскользили вниз по ступенькам. Он бросился к телефону, крутнул ручку, крикнул в трубку:

— Товарищ дежурный! У нас вода! Заливает! Да, да! Наводнение!.. Есть объявить штормовую тревогу!

Разбуженные громом и криками дневального некоторые летчики недовольно заворчали. Но их ропот покрыла команда:

— Кончай ночевать! Штормовая тревога! Потоп!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дым отечества
Дым отечества

«… Услышав сейчас эти тяжелые хозяйские шаги, Басаргин отчетливо вспомнил один старый разговор, который у него был с Григорием Фаддеичем еще в тридцать шестом году, когда его вместо аспирантуры послали на два года в Бурят-Монголию.– Не умеешь быть хозяином своей жизни, – с раздражением, смешанным с сочувствием, говорил тогда Григорий Фаддеич. – Что хотят, то с тобой и делают, как с пешкой. Не хозяин.Басаргину действительно тогда не хотелось ехать, но он подчинился долгу, поехал и два года провел в Бурят-Монголии. И всю дорогу туда, трясясь на верхней полке, думал, что, пожалуй, Григорий Фаддеич прав. А потом забыл об этом. А сейчас, когда вспомнил, уже твердо знал, что прав он, а не Григорий Фаддеич, и что именно он, Басаргин, был хозяином своей жизни. Был хозяином потому, что его жизнь в чем-то самом для него важном всегда шла так, как, по его взглядам, должна была идти. А главное – шла так, как ему хотелось, чтобы она шла, когда он думал о своих идеалах.А Григорий Фаддеич, о котором, поверхностно судя, легче всего было сказать, что он-то и есть хозяин своей жизни, ибо он все делает так, как ему хочется и как ему удобно в данную минуту, – не был хозяином своей жизни, потому что жил, не имея идеала, который повелевал бы ему делать то или другое или примирял его с той или другой трудной необходимостью. В сущности, он был не больше чем раб своих ежедневных страстей, привычек и желаний. …»

Андрей Михайлович Столяров , Василий Павлович Щепетнев , Кирилл Юрьевич Аксасский , Константин Михайлович Симонов , Татьяна Апраксина

Фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы / Стихи и поэзия / Проза о войне