Над пучиной

Была пора. Пароходъ крѣпко осѣлъ, а на палубѣ не то что сидѣть – стоять было трудно. Народъ проникъ всюду: люки, лѣстницы, борты – все было занято, отъ низу до верху. На вахтѣ даже рулевой подобралъ локти, моля только не заслонять ему компаса.

Капитанъ съ величайшимъ трудомъ старался водворять порядокъ, обезпечить движенія команды.

Князь и его спутники поглядывали не безъ опасенія на это переполненіе утлаго пароходика, въ черной, присмирѣвшей толпѣ было что-то зловѣщее. Онъ искренно раскаявался, что не предвидѣлъ этого, что допустилъ эту прогулку.

Одна Вѣра ничего не замѣчала. Мысли и чувства въ ней кипѣли, переполняли и голову ея и сердце; но если оно, порой, начинало биться тревожнѣй, – не опасенія и не страхъ были тому причиной…

Теперь всѣ они сидѣли рядомъ, на возвышеніи, образованномъ въ видѣ боковой скамьи, надъ колесомъ. Къ нимъ приблизились или, вѣрнѣе, притиснуты были двѣ дамы, съ дѣвочкой лѣтъ семи и маленькій гимназистикъ, который, оказалось, былъ затерянъ въ толпѣ своими заботливыми родителями и возвращался одинъ. Дамы сообщали всѣмъ и каждому, говоря то по– польски, то по-французски, что онѣ никогда еще не ѣздили по морю, что очень его боятся и ни за что бы не избрали такого пути, еслибъ была возможность возвратиться въ городъ по конкѣ. Но сколько онѣ ни старались попасть въ трамвай, это оказывалось невозможнымъ.

– Mais c'est impossible! On se bat, se bouscule pour la konka?.. Тамъ просто драка и непремѣнно будутъ несчастія!..

– А нельзя-ли тутъ присѣсть?.. Нѣтъ-ли здѣсь мѣстечка? – послышались голоса съ несомнѣнно еврейскимъ произношеніемъ.

И два комерсанта, одинъ тощій, другой толстый, старались притиснуться на скамьи, плотно занятыя женщинами и дѣтьми.

– Сюда нельзя! Сюда публику не пускаютъ! – протестовали моряки.

– А какъ-же не пускаютъ? Здѣсь очень много народу.

– Это все мои знакомые. Я ихъ сюда просилъ, а другимъ нельзя!.. Идите внизъ? – отозвался капитанъ.

– А когда-же внизу нѣту мѣста?..

– Да что съ этими нахалами церемонитесь, капитанъ? Прикажите ихъ внизъ головой отсюда спустить? – предложилъ Звенигородовъ.

– Ахъ! Бога ради! – испуганно протестовала княжна.

– Оставьте, Викторъ Наумовичъ! – остановилъ его князь.

Капитанъ былъ слишкомъ занятъ своей обязанностью, чтобъ отвлекаться пустяками, и евреи все-жъ таки присѣли, чуть не на корточки, подъ самыми локтями рулеваго.

Пароходъ заработалъ колесами усиленно, отчаливая, и мѣрно описывалъ полукругъ…

– О! Que je crais un malheur!.. Какъ я боюсь! – снова заговорила дама полька на двухъ языкахъ разомъ. У меня предчувствіе, что съ нами случится несчастіе!

– Типунъ вамъ на языкъ! – безцеремонно буркнулъ на нее Звенигородовъ; но въ ту-же секунду онъ самъ прикусилъ свой языкъ.

Подъ кормой парохода раздался громкій трескъ и все, что было на немъ народу, покачнулось и вскрикнуло въ испугѣ:

– Что это?.. Что случилось?.. – раздались отчаянные вопросы.

Князь схватилъ дочь свою за руку. Арданинъ, забывшись, едва не сдѣлалъ того же.

Пароходъ отчаянно вертѣлъ свои колеса, пѣнилъ воду, трещалъ, но не двигался съ мѣста. Возгласы, крики и смятеніе усилились.

– О, Боже мой! Да что-жь это?.. – бормоталъ позеленѣвъ отъ ужаса Звенигородовъ. Подводный камень?.. Скала?!. Мы погибаемъ?..

И растерянно поводя глазами, онъ вдругъ остановилъ ихъ на спасительномъ гуттаперчевомъ поясѣ, привязанномъ къ желѣзнымъ периламъ… Онъ ухватился за него обѣими руками.

Между тѣмъ служащіе и пароходная прислуга метались. Капитанъ въ первую минуту растерялся отъ неожиданности; потомъ, опомнившись, сталъ отдавать поспѣшно приказанія внизъ, въ трубу, сообщавшуюся съ машиной, и въ рупоръ. Рулевой, остановившійся было въ недоумѣніи, энергично заработалъ колесомъ, услыхавъ команду:

– Задній ходъ!..

Задній ходъ былъ данъ. Пароходъ нѣсколько секундъ напрасно перебиралъ колесами; наконецъ содрогнулся, двинулся и, раскачиваясь, только что было поплылъ, какъ снова – тр-рахъ!! Второй толчекъ и трескъ сильнѣе перваго…

Все повалилось отъ сотрясенія и одинъ отчаянный вопль раздался въ тиши чудесной ночи. Пронесся и затихъ… Настала минута страшной тишины.

Все смолкло подъ гнетомъ ожиданія, оледенившаго кровь во всѣхъ сердцахъ…

Большинству этой нарядной, за минуту такъ безпечно веселой толпы, несомнѣнно, представилось, что насталъ часъ послѣдняго разсчета, что пароходъ идетъ ко дну… Въ виду залитаго праздничнымъ шумомъ и увеселительными огнями берега, въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ веселившагося народа, подъ яркимъ свѣтомъ луны, обратившей морскую бездну въ кротко сіявшую гладь – это мгновеніе было вдвойнѣ ужасно!

И вдругъ, какъ бы для большей еще торжественности, съ берега раздался, заливая собою весь праздничный шумъ и говоръ, величественный гимнъ военнаго оркестра: «Коль славенъ Нашъ Господъ въ Сіонѣ»…

Подъ чудные звуки вечерней молитвы, пароходъ, переполненный людьми, медленно накренялся…

Тогда паника охватила всѣхъ. Все бросились, давя другъ друга, на противоположную сторону и раздались отчаянные вопли:

– Помогите!.. Спасите!.. Тонемъ!.. Погибаемъ!..