Отмечая драгоценные свойства воспоминаний очевидцев восстания, Пушкин в то же время считал возможным использовать такие показания лишь после тщательного установления их реальной истинности. В статье «Об «Истории Пугачевского бунта» он писал: «Что касается до преданий, то если оные, с одной стороны, драгоценны и незаменимы, то, с другой, я по опыту знаю, сколь много требуют они строгой поверки и осмотрительности» (IX, 390). Поиски истины, выявление достоверности свидетельств о прошлом шли путем критического сопоставления источников, сличения воспоминаний очевидцев и показаний «мертвых документов» (IX, 385, 389, 390). Иными словами, поэт применил в своем исследовании метод внутренней критики исторических источников, прочно утвердившийся ныне в практике и теории источниковедения.
К оценке своей «Истории Пугачева» Пушкин подошел как взыскательный исследователь, отметив, что книга эта — плод добросовестного двухлетнего труда, но в то же время указывал и на ее несовершенства. Последние, судя по высказываниям поэта, выражались главным образом в том, что ему не удалось с необходимой полнотой осветить отдельные события Пугачевского движения из-за недоступности важнейших документальных источников (прежде всего протоколов следственных показаний Пугачева и его ближайших соратников), находившихся со времени восстания на секретном хранении в государственном архиве[5]
. Кроме того, в предвидении вероятных цензорских замечаний Николая I Пушкин вынужден был ограничивать себя в освещении ряда политически острых вопросов кануна Пугачевского движения, самого его хода и непосредственных результатов (причины массовых выступлений крестьянства в поддержку Пугачева; социальные противоречия между простым народом и дворянством, с особой непримиримостью и обнаженностью выявившиеся в дни «Пугачевщины»; продиктованная восстанием необходимость преобразований в общественном строе и государственном управлении — проблемы, актуально созвучные и обстановке николаевской эпохи). Не затронув этих вопросов в книге, Пушкин свои наблюдения и суждения по ним изложил в рукописных «Замечаниях о бунте» (IX, 371–376), посланных Николаю I 26 января 1835 г. вместе с экземпляром «Истории Пугачевского бунта», вышедшей в свет в середине декабря 1834 г.Десять лет назад вышла в свет монография об архивных разысканиях Пушкина, связанных с собиранием и изучением документальных источников для «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки»[6]
. В последующие годы работа над этой темой была продолжена, в результате чего и появилась книга, предлагаемая вниманию читателя. В ней рассказывается о лицах, событиях и документах Пугачевской эпопеи, упоминаемых в пушкинских произведениях и в подготовительных материалах к ним; речь идет также и о лицах, с которыми беседовал Пушкин, во время путешествия в Оренбургский край. В очерках, вошедших в книгу, использованы документы, выявленные в фондах Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА), Центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА), Центрального государственного архива Башкирской АССР (ЦГА Б АССР) и Государственного архива Оренбургской области (ГАОО), а также в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. Новые архивные источники содержат сведения, которые дополняют, а порой и уточняют сообщения Пушкина о деятелях и событиях Пугачевского движения.Нашли в книге отражение и впечатления от поездок по памятным местам Крестьянской войны: в Оренбург, Бердскую слободу, бывшие приуральские крепости Татищеву, Нижне-Озерную, Рассыпную, в Уральск, где осенью 1833 г. побывал Цушкин. Спутником автора в большинстве этих поездок был замечательный знаток археологии и истории Южного Урала научный сотрудник Оренбургского краеведческого музея Сергей Александрович Попов, которому выражается глубокая благодарность за увлекательные рассказы о памятниках пугачевского времени и об оренбургских собеседниках Пушкина, а особенно за указания на документы Оренбургского архива по теме книги. С большой признательностью вспоминает автор доцента Уральского педагогического института Александра Иосифовича Белого, ознакомившего с историческими реалиями Пугачевского восстания в Уральске и его округе, в бывших казачьих крепостях и форпостах. Благодарен автор и Инге Михайловне Гвоздиковой, научному сотруднику Башкирского филиала Академии наук СССР, сообщившей данные о документах по истории уральского казачества, хранящихся в Центральном государственном архиве Башкирской АССР в Уфе (ЦГА БАССР),
Глава 1
«В ГРУБЫХ,
НО СИЛЬНЫХ ВЫРАЖЕНИЯХ…»