Над «пугачевскими» страницами Пушкина

В ноябре 1774 г. Почиталина с группой других заключенных привезли в Москву, где в Тайной экспедиции Сената началось главное дознание по делу Пугачева и его сподвижников. Меряц спустя открылся судебный процесс. 10 января 1775 г. Сенат обнародовал приговор, предварительно согласованный с Екатериной II. В отношении Ивана Почиталина и семерых его товарищей К Максим Горшков, Илья Ульянов, Василий Плотников, Денис Караваев, Григорий Закладнов, Канзафар Усаев, Астафий Долгополов) приговор гласил: «Высечь кнутом и, вырвав ноздри, сослать на каторгу», а пятерым последним еще и «поставить знаки» — выжечь на лице каторжные клейма (IX, 189–190). Местом каторги был назначен Балтийский порт (Рогервик)[13], о чем тогда же и сообщено сенатским указом генерал-губернатору Ревельской губернии фельдмаршалу П.-А. Гольштейн-Бекскому^{35}. 10 января всех осужденных вывели на Болотную площадь, и тут Почиталин впервые после долгой разлуки и в последний уже раз увидел Пугачева и с ним Афанасия Перфильева, Максима Шигаева, Тимофея Падурова и Василия Торнова, которых палач готовил к смертной казни[14]. Вслед за их казнью палачи приступили к истязанию осужденных к каторжным работам. По окончании экзекуции их сразу же отправили из Москвы. Начальнику конвойной команды поручику А. Максутову было приказано везти колодников самым спешным порядком, не задерживаясь без крайней необходимости в пути, по маршруту Москва — Тверь — Новгород и, обходя Петербург стороной, через Нарву направиться в Ревель. К смотрителям почтовых станций по Петербургскому тракту были направлены ордера, предписывающие предоставлять поручику Максутову, следующему на 20 подводах с арестантами и конвойной командой, по первому его требованию, без каких-либо отговорок по 22 лошади на каждой станции^{36}.

Чрезвычайная спешность перевозки колодников была продиктована особой причиной: в те дни Екатерина II собиралась к отъезду со своим двором в Москву, а потому случайная дорожная встреча императрицы с партией каторжан-пугачевцев представлялась крайне нежелательной. Этого удалось избегнуть. 28 января Максутов доставил колодников в Ревель и сдал губернской канцелярии^{37}. Здесь их отправку к месту каторги задержали на два дня, что было связано со смертью и похоронами Закладнова и Плотникова^{38}. Наконец, 31 января колодников привезли в Балтийский порт и поместили в каторжный каземат. Позднее, но в том же 1775 г. туда пригнали еще трех осужденных к каторжным работам пугачевцев: Емельяна Тюленева (2 июля), Салавата Юлаева и Юлая Азналина (19 ноября)^{39}. Первое время каторжан использовали на строительных работах в морской гавани: они ломали на берегу камень-плитняк, отвозили его в гавань и укладывали на мол, но вскоре работа эта была оставлена из-за полной бесполезности, ибо в штормовую погоду море до основания размывало мол.

Прошло более 20 лет, 19 мая 1797 г. комендант Балтийского порта полковник Г. Экбаум составил список «каторжным невольникам», среди которых значатся шесть бывших пугачевцев: Иван Почиталин, Салават Юлаев, Канзафар Усаев, Юлай Азналин, Емельян Тюленев и Астафий Долгополов, из них только первые трое признаны, по медицинскому освидетельствованию, здоровыми, а остальные дряхлы и больны^{40}. Минуло еще пять с половиной лет, 16 декабря 1802 г. был составлен новый список каторжных, содержавшихся в Балтийском порту, где упомянут лишь один пугачевец — Канзафар Усаев^{41}. Следовательно, на основании обоих списков можно утверждать, что Иван Почиталин и четверо других пугачевцев скончались в Балтийском порту между маем 1797 — декабрем 1802 г.^{42}

Иван Яковлевич Почиталин занимает видное место на страницах истории Крестьянской войны как ближайший сподвижник Пугачева, автор первого именного указа, возвестившего начало восстания, — документа, который был высоко оценен Пушкиным как «удивительный образец народного красноречия» (IX, 371).

«Немецкие указы Пугачева

писаны были рукою Шванвича»