Над «пугачевскими» страницами Пушкина

Состояние Харлова накануне приступа повстанцев к крепости выразительно передает подлинный его рапорт, посланный к бригадиру X. X. Билову в половине 12-го часа ночи 25 сентября 1773 г. Харлов сообщал, что посланными им лазутчиками захвачены три пугачевца, один из которых показал при допросе, что повстанцами «Рассыпная крепость взята^[51] и комендант Беловский убит, а посланную отсель роту^[52] также взяли, и все то их войско находится от Озерной крепости в семи верстах». Рапорт заканчивался словами: «Я за непоспешением ко мне сикурса^[53] в крайней опасности нахожусь, о чем от меня чрез нарочно послано^[54] уже дано знать, что тот неприятель от Разсыпной крепости сюда следует и, уповаю, что неприятель сюда может вскорости прибыть»^{238}. Рапорт написан писарем, а подписан Харловым, причем подпись его выведена дрожащей рукой, и трудно сказать, то ли Харлов был нетверд в грамоте и худо писал, то ли взволнован опасностью, то ли действительно был во хмелю. Пушкину был известен рапорт Харлова по кратким его изложениям, приведенным в журнале Оренбургской губернской канцелярии (IX, 514) и в «Хронике» П. И. Рычкова (IX, 214), но они не сообщили ряд существенных фактов и лишены были тех эмоциональных красок, которые присущи оригиналу рапорта.

Рассказывая о событиях 25 сентября, собеседник Пушкина припомнил еще один эпизод с Харловым: «Он с вечеру начал палить из пушек. — Билов услышал пальбу из Чесноковки (15 в.) и воротился, полагая, что Пугачев уже крепость взял» (IX, 495). Рассказ этот использован в «Истории Пугачева», где объяснен и мотив действия Харлова: «Ночью на 26 сентября вздумал он, для их (солдат. — Р. О.) ободрения, палить из двух своих пушек и сии-то выстрелы испугали Билова и заставили его отступить» (IX, 18)^[55].

Карательный отряд бригадира Билова был сформирован 23–24 сентября в Оренбурге; в состав отряда вошли 200 армейских и гарнизонных солдат с офицерами, 150 оренбургских казаков и 60 конных калмыков; Билову была выделена 6-орудийная батарея с канонирами. Отправляя Билова на защиту прияицких крепостей и для разгрома Пугачева, губернатор Рейнсдорп выражал надежду «на достоинство и мужество» бригадира и на то, что он использует все способы, чтобы с повстанцами — «с сими злодеями так поступить, как с неприятелями»^{239}. Утром 25 сентября Билов вступил в Татищеву крепость, а в полдень направился к Нижне-Озерной и на полпути к ней, достигнув к вечеру Чесноковского форпоста, остановился на короткий привал. Здесь-то он получил от нарочно посланного казака сообщение Харлова о том, что «неприятель в трех тысячах^[56] покинул Рассыпную и следует к Озерной». Это известие заставило Билова отменить дальнейший поход к Нижне-Озерной, и он «принужденным себя нашел возвратитца в Татищеву крепость». Свое отступление он объяснял соображениями военной тактики: отход в Татищеву необходим, «чтоб неприятель не мог меня в степе окружить и остановить, чтоб, верно, и было. А х тому ж позади меня крепости ослаблены людьми. Да и к тому ж он (неприятель. — Р. О.) столько наших имеет в полону, сколько моя команда сильна, то я азартовать людей не осмелился, чтобы вовсея всех, по ево великолюдству, не потерять, да и последния крепости оборонить некому бы было». Рапорт этот, посланный утром 26 сентября из Татищевой крепости к Рейнсдорпу, Билов заключил просьбой прислать новую команду «во множественном числе, чтоб соответствовала» силам Пугачева, и «чтоб он еще более не усилился и в губернии страхов не наделал»^{240}. В ответ на это Рейнсдорп в тот же день приказал послать к Билову ордер «с выговором, учиненным за то, что он, будучи близь Озерной крепости, возвратился в Татищеву, и велено ему с командой немедленно следовать к той Озерной крепости и далее»^{241}.

Пушкин знал рапорт Билова и ордер Рейнсдорпа по их кратким изложениям в журнале Оренбургской губернской канцелярии (IX, 513–514) и в «Хронике» Рычкова (IX, 214). В библиотеке поэта хранится книга «Записки о жизни и службе А. И. Бибикова», где сообщается: «Вскоре выступил бригадир Билов из оной (Татищевой крепости. — Р. О.) навстречу злодею, но неизвестно от чего опять в крепость возвратился»^{242}. Слова «но неизвестно от чего опять в крепость возвратился» Пушкин подчеркнул, а на поле сбоку написал, отчего именно так поступил Билов: «от трусости»^{243}. В «Замечаниях о бунте» Пушкин отнес Билова к числу тех военачальников из немцев, «которые были в бригадирских и генеральских чинах, действовали слабо, робко, без усердия» (IX, 375).