Читаем Над снегами полностью

Легко сказать, надо разгрузиться. Мы все знаем, что надо. еслибы Слепнев сказал как — это было бы гораздо лучше. Я думаю, что команда и Дублицкий сказали бы ему сердечное «спасибо». Мы бросили якорь приблизительно в двух километрах от берега. Значит, весь груз, все оборудование к наши самолеты надо перевозить на шлюпках. Льда, правда, нет, бухта чистая, но зато зыбь и волнение настолько сильны, что наша разгрузка в таких условиях может быть чересчур исчерпывающей. Несмотря на то, что бухта Эмма, где мы стоим, со всех сторон защищена высокими горами, здесь совсем не так спокойно… Судно изрядно покачивает… Кроме всего туман—самый ненавистный для летчиков вредитель.

Мы все видим, что выбора нет. Ждать до весны изменения погоды несколько неудобно. Остается только рисковать, а риск большой… С гибелью одной только какой-нибудь части гибнут наши полеты.

Общими усилиями с большим трудом спускаем на талях две шлюпки. Несколько человек команды, вспрыгнув на них, делают из досок большой настил. Получилось что-то в роде обрезка понтонного моста. Места для груза довольно много, но я уверен, что ли одно страховое общество не пало бы и ломаного гроша за (Отправляемые на нем вещи. В довершение печальной картины впереди плота встал наш моторный катер, который теоретически должен буксировать всю конструкцию…

Волнением и зыбью плот все время то относит от борта, так что между ним и судном образуется большая щель, то с силой ударяет о корпус «Литке». Стоящие на лодках люди, с трудом держась за веревки, балансируют.

— Вира! Берегись!..

Гремит лебедка. Качаясь на толстой цепи, медленно опускается первый ящик. За ящиком другой, потом тюки, крылья самолетов, два стабилизатора, бочки с бензином…

Плот нагружен до пределов. Волнением его сильно качает. Того и гляди, укрепленные вдоль и поперек веревками вещи полетят в воду…

— Довольно! Отдай концы! — кричит Слепнев.

На плоту Агеенко, Эренпрейс, Слепнев и радист Кириленко. Последним на него вспрыгивает со своими вещами Галышев. Он почему-то решил из удобной адмиральской каюты перебраться на базу.

— Есть концы!..

Веревки освобождаются. Плот еще более закачало. Вот-вот будет потеха, а мотор на катере молчит, как повешенный…

— Ну, что же вы там? Скисли? Трам-та-ра-рам, что ли?

Долго ли еще?..

Мотор как-то подозрительно зачихал, потом бешено закудахтал, катер кинулся, как норовистый конь, веревки сразу натянулись, плот дернулся и, сильно качаясь, медленно потащился за моторной калошей.

— Эй вы, осторожнее на виражах! Занесет!

Мы остались на судне подготовлять вещи к следующей отправке. Много было вещей, много было и дела. Вытаскивалось и приводилось в порядок то, что должно было уйти в первую очередь; проверялись крепость упаковки и крепление. Незаметно прошел час, потом другой… Ни катера, ни плота не было и в помине… Потом появилось беспокойство. Уже в кают-компании готовились к обеду, но нам всем было но до еды… В самом деле, что могло случиться? Ведь прошло уже более трех часов. Времени совершенно достаточно, чтобы разгрузиться и вернуться обратно… Что их там могло задержать?

Откуда-то со стороны берега слышатся частые выстрелы. «Я так и знал, — говорит матрос, — уток щелкают»… Объяснение матроса нас злит, но зато несколько успокаивает. Если утки, значит, все благополучно, но наше спокойствие только временное…

Через полчаса с наветренной стороны к «Литке» приблизилась чукотская байдарка. Сидящий на веслах матрос в полушубке я красноармейской шапке что-то усиленно кричал и изо всей силы греб большими веслами, стараясь обойти ледорез, чтобы пристать к низко сидящей корме, где он смог бы забраться на палубу. Хватаясь обмерзшими руками за конец, матрос с трудом вскарабкался наверх…

— Несчастье… Мотор встал… Завести ни в какую… Ветром погнало все хозяйство в море… Слепнев сорок раз стрелял, думал— услышите… Люди обмерзли… Надо сейчас же, а то вещи и люди—все трам-та-ра-рам…

Матрос прыгает с ноги на ногу, бьет обмерзшими руками друг о друга и пересыпает свою речь для вразумительности большими и малыми загибами.

Мы все сгрудились на верхней палубе. Как быть? Что сделать для подачи помощи унесенным? Мотора больше нет. На лодках нельзя. Единственно, кто может помочь, — это ледорез…

«Литке» поднял якоря и, протяжно гудя своим низким басом, двинулся к выходу из бухты. Все стоящие на палубе напряженно смотрят вперед, стараясь в густом тумане увидеть контуры плота.

Туман еще более усиливался. Стало темнеть, а ни лодок, ни людей нет и следа. Скоро и выход в море… Неужели унесло? Несколько минут проходит в напряженном ожидании. Потом резкий крик с капитанского мостика:

— Плот на носу!

В ту же минуту мы видим, как из тумана выплывает очертание берега и у подножья отлогой сопки стоящий плот и махающие нам руками люди.

Позже, сидя в теплой кают-компании и уничтожая горячий ужин, «сплавщики» оживленно делились впечатлениями. Агеенко рассказывал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии