Читаем Над снегами полностью

После неизбежных речей мэр Тэллора мистер Варрен вручил нам на бархатной подушке аршинные ключи от города. Это значило, что все время пребывания здесь мы являемся его полными хозяевами.

Окончив официальную часть, мы, сопровождаемые всей толпой, встречавшей наши самолеты, двинулись к дому мистера Варрена. Этот дом, вмещающий универмаг, принадлежащий мэру, отель и на двери имеющий еще добрых пять названий разных учреждений, представителем которых был все тот же мистер Варрен, является также историческим: под его крышей провел несколько дней пересекший полюс Роальд Амундсен. Расписываясь в большой книге прибывающих, мы видели его характерную подпись…

Выводя первым свою фамилию, Слепнев сделал ошибку. Ошибка впрочем не была орфографической, она была скорее географической и той, которую может сделать только летчик, покрывший тысячемильное пространство. Маврикий машинально поставил «4 марта». Это был тот день. когда мы вылетели с Северного мыса и тот день… который еще не наступил в Тэллоре. Мы прибыли в город обогнав время — 3 марта…

Чистые, выбритые, мы сидели за ярко освещенным столом уютной столовой и без излишней церемонии отдавали дань хозяйским способностям мистрис Варрен. Вернее, мы просто уничтожали все. что только видели на столе.

Мы сменили свои спальные мешки на более удобные! веши — на мягкие кровати с белоснежным холодным полотном новых простынь…

Такой роскоши мы не видели с самого момента отправления в экспедицию. Спали, как убитые…

Из Тэллора мы вышли 6 марта. Мы дали старт на двух самолетах. Перед нами, не уходя из поля нашего зрения, шел на своем «Ферчайльде» Ионг с телами Борланда и Эйельсона.

Погода оставляла желать много лучшего. Нас швыряло и трепало, словно какой-нибудь клочок бумажки. Мое счастье, что в этот раз я наконец-то подогнал свои ремни и крепко притянулся к креслу.

Через 35 минут мы были над Ноомом. Снизившись над аэродромом, мы увидели, что вся его площадь покрыта неровностями и застругами. Возможно, что это были последствия той погоды, о которой нам сообщало радио. Садиться на таком аэродроме было так же рискованно, как там, где мы провели в снегах восемнадцать суток… Мы вновь набрали высоту и, сделав над городом три круга, пошли к скованному льдом Юкону.

После шестичасового полета мы наконец увидели Юкон и раскинутый на его берегу золотоносный город Руби.

Юкон почти полная копия вашей Лены. Тот же характер берегов, тот же пейзаж, и такая же в нем чувствуется мощность и сила.

Это был пресловутый Джек-лондонский Клондайк. Всего только несколько лет тому назад здесь была пустыня, и на месте стандартных домов с ваннами и центральным отоплением стояли парусиновые палатки.

В Руби прекрасный аэродром. Мы сели прямо на реку, на пушистый, нетронутый снег. Наши широкие лыжи великолепно держали машину, и мы мягко покатились к старту и ожидающей нас толпе.

Опять бесчисленное щелканье аппаратов и опять тысячи глаз, желающих как следует рассмотреть советских летчиков…

Пока я возился с самолетом, заправляя его бензином, нас ни на секунду не оставляли в покое репортеры и репортерши. В особенности репортерши. Своей расторопностью они просто нас убивали. Они лазали по всей машине, трогали и стучали по дюралию, словно это был какой-то неизвестный в Америке металл, заглядывали в окна кабины и, как на какое-нибудь художественное произведение, с восхищением смотрели на наши опознавательные знаки:

«СССР-177». Поело того как наш самолет был тщательно изучен и заснят вот всех планах, одна из любознательных леди обратилась ко мне с вопросом, сразу напомнившим мне все анекдоты о «развесистой клюкве».

— Я очень внимательно смотрела в кабину, но нигде но увидела вашего русского самовара. Скажите, может быть, он спрятан под сиденьем?

Их интерес к Советскому союзу был так же велик, как и полное незнание нашей жизни и тех условий, в которых мы живем. Одна почтенная леди, выбрав удобный момент, заалелась румянцем и робко спросила:

— Правда, мне передавали, что у вас в стране меняют жен каждые две недели и браки скрепляют клятвой, положив руки на большую книгу. Книга эта, если не ошибаюсь, кажется, «Капитал» Карла Маркса…

<p>КОНЕЦ РЕЙСА ЭЙЕЛЬСОНА</p>

Из Руби мы вышли яри великолепной погоде, но по телеграфным сведениям отвратительной в Фэрбенксе. На этот раз мы шли уже на трех машинах. Впереди, с телами погибших — Ионг, слева — Гильом и справа — мы.

Сообщение телеграфа оказалось не преувеличенным. После часа полета погода испортилась. Видимость сузилась, и сильно болтало. Смотря на машины Ионга и Гильома, мы видели, как их качало с крыла на крыло. Это же удовольствие испытывали и мы. Так продолжалось до самого Фербенкса.

На аэродроме толпа, количеством, значительно превосходящая Тэллор и Руби.

Первым садится Ионг. Сделав два круга, следуем за ним. После нас — Гильом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии