Читаем Над снегами полностью

«Храните этот документ как залог нашей пролетарской признательности, с твердой уверенностью, что пролетарии Алдана не пожалеют средств и сил, чтобы редкий гость самолет стал повседневным нашим средством передвижения».

<p>ВМЕСТО ОТПУСКА</p>

Возвратясь из алданской экспедиции и сделав еще два обычных рейса в Иркутск, я вдруг вспомнил, что вот уже два года, как я переношу свой декретный законный отпуск на неопределенное время вперед.

Я, как старый скряга, путем разных махинаций и ухищрений откладывал неделю к неделе, месяц к месяцу то, что так щедро давал нам наш коллективный договор. В результате сквалыжничества и всяких перенесений мой отпускной капитал возрос до четырех месяцев, и вот тут-то я И почувствовал, что настало наконец время начать полной горстью черпать из своего запаса то, что я с такой жадностью копил. Сто тысяч километров без настоящего отдыха! Начинала сказываться и усталость. Меня все чаще и чаще стала преследовать мысль о южном курорте. Мое пылкое воображение всегда уносило меня на южный берег, моря. Я видел себя лежащим в соответствующем безкостюме на горячем песке. Кругом полное несоответствие с нашим Севером: волны шумят, цикады свистят, кораблики перед глазами плавают… Вообще все требуемое для человеческого отдохновения.

Приближался период осенней распутицы, когда полеты до зимы прекращаются и наступает самое подходящее время для моего отпуска. После недолгого размышления я пришел к заключению, что надо сейчас асе подать соответствующее заявление. Заявление было тут же составлено, одобрено консультационным бюро в составе жены и сынишки, и на другой же день я с плохо скрытой радостью пошел в управление.

Я чувствовал себя почти уже в отпуску, но, увы, на этот раз мои чувства мне изменили.

Первое, что поразило меня в управлении, — это необыкновенная оживленность всех сотрудников. Начиная от курьерши, разносившей чай, и кончая начальством, все были как-то странно озабочены и серьезны. В небольших только что отремонтированных и пахнущих еще свежей краской комнатах стояла какая-то необычная атмосфера. Несмотря на обеденный перерыв, никто из сотрудников не проявлял никакого интереса к бутербродам и стынущему чаю. То тут, то там сотрудники собирались в небольшие группы и вели оживленные разговоры. Почти в каждой фразе я слышал доносившиеся до меня отдельные и все повторяющиеся слова: «Ставрополь»… Северный мыс… телеграмма правительству…» Я только что подошел к одной из групп, желая выяснить значение таинственных слов, как вдруг в коридоре увидел промелькнувшего помощника начальника управления. Не желая упускать такого благоприятного момента, я с заявлением в руке кинулся вслед за ним. Благодаря точно и быстро выполненному маневру, я застал т. Притулюка одного.

После моей длинной, заранее приготовленной речи о пользе отпуска Притулюк посмотрел на меня так, как наверное смотрит психиатр на душевнобольного, — просто, но с легким оттенком сострадания. — К сожалению с отпуском придется подождать… Только что получена срочная телеграмма от правительства отправить два самолета на Северный мыс для переброски на материк пассажиров затертого льдами парохода «Ставрополь». Мы назначили твою и галышевскую машину. Завтра с курьерским самолеты должны быть отправлены во Владивосток…

Через несколько минут перед громадной каргой СССР я был посвящен во все подробности предстоящего полета.

Пароход «Ставрополь», тот самый, из-за которого загорелся весь сыр-бор, совершал своя обычный рейс из Владивостока в Колыму. Сдав в Колыме продовольствие, оружие и пассажиров, он должен был сейчас же возвратиться во Владивосток, но, задержанный разными непредвиденными обстоятельствами, он вышел в обратный путь значительно позже назначенного срока. К сожалению Север не считается с непредвиденными обстоятельствами, и вышедший пароход был сразу же встречен осенними штормами и льдами. Следом. за «Ставрополем» пробиралась промысловая шхуна нашего контрагента Свенсона «Нанук». Тяжелые льды и айсберги попадались все чаще и чаще. Судам приходилось все время менять курс и лавировать между отдельными льдинами. Ход становился все медленнее и медленнее, и вот 6 сентября в расстоянии мили от Северного мыса «Ставрополь» вошел в сплошное нагромождение ледяных гор. Все попытки выбраться изо льдов оказались безуспешными. Льды сдвинулись и окончательно затерли пароход, лишив его возможности двигаться. На другой день неподалеку от «Ставрополя» остановился и «Нанук». Суда должны были остаться до весны, когда таяние льдов позволит им продолжать путь. На борту «Ставрополя», кроме пушнины, мамонтовых клыков и других товаров, взятых из Колымы, находилось еще тридцать пассажиров, среди которых были женщины, дети, а также и тяжело больные, требовавшие срочной медицинской помощи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии