Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи

Федор Щербак сосредоточенно смотрит на реку. Разбух, помутнел, отяжелел от ила Дунай. Сильные дожди, значит, прошли там, в среднем течении, на Большой Венгерской равнине и ниже Железных ворот. И бури свирепствовали. Что-то где-то затоплено, разрушено. Откуда-то с верховьев большая вода приносит то остатки камышовой крыши, то погибшие деревья, то корневище, то какой-нибудь предмет домашнего обихода.

Диво это дивное - Дунай, думает Федор Щербак. Такая масса воды течет рядом, в двух шагах от него, а не слышно ее. Струя струю глушит. В любое время года Дунай тихий.

- Смотри, смотри! - шепчет Сухобоков и кивает на Дунай. - Видишь?… Плывет кто-то.

Щербак, прищурясь, хладнокровно откликнулся:

- По-моему, это обыкновенная коряга.

- Похоже. Да, она!

Затихли пограничники. Где-то за островами, за Ямой-заповедником, кишащим красной рыбой, за ближними островами затрубил теплоход.

И долго над Дунаем разносилось его эхо.

Ветки кустарника, в котором лежали пограничники, уронили росу.

Прошел, слепя огнями, какой-то корабль. В его мимолетном свете ясно выступила из темноты хата бакенщика, обложенная уже по-зимнему высокими снопами камыша.

Резче запахло пресной сыростью. Похолодало.

На болоте всплакнула выпь.

Первые космы тумана просачивались сквозь густую гребенку Пожарских плавней.

Щербак бесшумно перевернулся, переложил автомат с руки на руку, облизал пересохшие зябнущие губы.

- Эх, курнуть бы!

- В чем же дело? Дыми в рукав.

- Ты что, очумел? Как можно?

- А кто увидит? Начальство далеко. И телевизора оно не имеет.

- Я сам себе начальство.

- Ну, раз такое дело, терпи и не жалуйся.

- Тсс!.. Видишь? - шепотом, более тихим, чем обычно, спросил Щербак.

- Что?

- Смотри, смотри!..

На дунайской воде, высветленной заездами и близким рассветом, что-то темнело.

- Опять коряга, - сказал Сухобоков.

- Нет, это не коряга. Что-то круглое. Похоже на арбуз или тыкву. Голова!.. - Щербак схватил руку товарища, крепко сжал. - Человек плывет.

- Верно, человек! Ах, сволочуга!.. Сообщи на заставу, а я - в лодку и отрежу его от того берега.

- Не трогай лодку! - приказал Щербак. - Не своди с нарушителя глаз.

Щербак соединился с заставой. Ответил не дежурный, как ожидал Щербак, а сам Смолярчук. Видно, ждал этого сигнала. Щербак срывающимся от волнения хриплым шепотом доложил:

- Человек, товарищ старший лейтенант!..

- Спокойнее! - откликнулся Смолярчук. - Где человек? Какой? Откуда?

- На Дунае. Плывет. В подводной маске. В комбинезоне.

- Все понял. - Голос начальника заставы был необыкновенно сдержанным. - А сейчас вы его видите?

- Пока вижу.

- Что вам видно? Ну!..

- По самой середке плывет. Правее фарватера, ближе к сопредельной стороне, - склонившись к земле, негромко докладывал Щербак. - Поравнялся с островом Тополиный… Замедлил движение…

- Неподалеку от острова бакенщика?

- Нет, совсем с другой, там, где болото и камыш.

Тишина. Только стук двух сердец.

- Почему молчите? - доносится с другого конца провода.

- Наблюдаю.

- Ну?… Докладывайте, что видите.

- Дальше плывет.

- Куда именно?

- Мимо острова. Вниз по Дунаю.

- Не может быть, повторите!

- Плывет мимо Тополиного. Скрывается… Что прикажете делать, товарищ старший лейтенант?

Долгое молчание, потом - приказ:

- Пусть плывет. А вы… следуйте за ним по берегу, продолжайте наблюдение. Да не вспугните. Ясно?

- Ясно! - уныло откликнулся Щербак. Он понял, что это значит: «не вспугните».

По усам текло, а в рот не попало.

«БЕЛЫЙ» И ДРУГИЕ

Яхта «Цуг шпитце» вышла из пределов Румынии, круто повернула направо, с севера на запад, миновала устье Прута, оставила позади первый советский город.

Карл Бард и Дорофей Глебов смотрели на портовые огни пограничного города до тех пор, пока они не скрылись.

- Россия!.. - Карл Бард тихонько, дружески толкнул локтем «Белого»: - Ну, как?

- Что? - неохотно откликнулся Дорофей.

- Вот ты и дома, говорю. Добро пожаловать!.. - Карл Бард засмеялся. - Не волнуйся, дружище! Все будет хорошо.

Дорофей угрюмо вглядывался в темный берег Дуная.

Бард искоса наблюдал за ныряльщиком. Он знал, что этот крепкий, ловкий человек с блеском прошел через все испытания, и потому удивлялся его не боевому настроению.

«Интересно, какие мысли одолевают тебя? Трусишь? Жалеешь, что вернулся домой в таком виде? Вспоминаешь далекое время детства, молодости? А может быть, трезво размышляешь, как лучше выполнить задание?…»

Карл Бард посмотрел на светящийся циферблат часов и сказал:

- Пора, дружище!..

- Успею! - отрезал Дорофей. Не повернул головы, не оторвал взгляда от прибрежной полосы.

- Слушай, дружище! - Карл Бард положил руку на плечо «Белого». - В чем дело? Что с тобой происходит?

Дорофей круто повернулся к капитану. И тот увидел резко побледневшее лицо, бешеные глаза.

- В чем вы меня подозреваете?

- Только в медлительности.

- Неправда! Столько лет готовили меня, натаскивали и все не доверяете, все испытываете!.. Плохого же вы о себе мнения!

«О, да ты, оказывается, вовсе не такой слюнтяй, как я думал!..» Вслух Карл Бард сказал:

- Любопытно! И мудрено!.. «Плохого о себе мнения». Это как же расшифровать?