Над уровнем моря

- Пижон ты, Константин! - засмеялся Волосатик и посмотрел из своих волос на Конструктора. - А как вас, товарищ, зовут?

- Андрей Крыленко. Андрей Петрович.

- А я Симагин, начальник лесоустроительной партии. Попали вы в переплет...

- Немного странно. Но ничего, иду.

- Спасибо. Но как же вы непроверенные сапоги обули на такое дело?

- А вы что? - Конструктор показал свои зубы. - Заметили?

- Новый сапог - хуже нет. А еще далеко до Кынташа... Волосатик забыл, конечно, что хотел нас отсюда вернуть. Он достал из кармана карту, прочертил спичкой загогулину, показал нам, только я даже не захотел смотреть - все равно придется идти дальше.

- Ясно, - сказал Конструктор. - Ближе к месту по корде, а мы идем по дуге. Но где же ваши люди?

- Где-то лазят. Ждать их нельзя, потеряем время. Сейчао мы прямо вверх, на гольцы.

- А что это за тип? - подал я голос. - Ну, который там лежит?

- Мой таксатор. Парень что надо! Он там уже почти но-делю...

- Тогда пошли! - Конструктор поднялся. - В темпе. Волосатик написал какую-то записку; оставил в камнях у костра, потом дал Страшиле новые носки, а в сапог Конструктора залез с ножом и что-то там резанул. Только на меня не обратил внимания, будто у меня все в порядке с кедами. Хоть бы посочурствовал, капитан! Но скоро я понял, что Волосатик прав - у меня была лучшая обувь. Полезли в скалы, и мне прыгалось легко, а резина хорошо держала ногу на камнях. Нет, этот Волосатик соображает! И шагает, как верблюд одногорбый.

Полезли в щели - там росли кусты и было не так круто, как на уступах. Сначала я робко брался за эти жалкие веточки, но они, оказывается, железно сидели в камнях, и на них можно было надеяться. Стало жарко, пить жутко хотелось, но Волосатик еще внизу сказал, что о воде надо пока забыть и думать о том, как бы скорей до Кыги. До какой Кыги? Мы ведь от Кыги поднимаемся? Но я ничего не стал спрашивать, не хотел выглядеть городской соплей.

В разломы лезли поодиночке, чтоб не поймать на кумпол случайного камня. Пот ел глаза, я просто обливался весь, как никогда в жизни не обливался, и неинтересно было смотреть никуда - ни на ту сторону долины, ни вниз, где осталась прохладная Кыга, ни вверх, куда уходила гора. Интересно было мечтать о том, чтоб все это кончилось поскорей, думать о пол-метре колбасы или куске свинокопченостей. И еще приятно было беседовать с Бобом о какой-нибудь бодяге, вроде этой:

"Нет, милый Боб, это не пупыри, а горы, они даже тебя сделали бы сейчас похожим на меня, и всех нас, и это бы надо тебе, Боба".

Когда я настигал Жамина, он оглядывался, жрал меня своими черными буркалами, говорил слова, из которых можно привести какие-то невнятные пробормоты: "Куда бегут? Куда бегут? Сами не знают, куда бегут". Очумел он, что ли? Но вообще Страшила лез отлично, на втором или даже на третьем дыхании, и я тянул за ним, потому что он сам тянул за Волосатиком, который выбирал щели.

На хребет мы вылезли хорошие. Я увидел, что Жамин лежит у ног Волосатика, а тот стряхивает с себя рюкзак и достает из него - милая ты моя маман! - флягу! Мы уселись рядышком, выпили по глотку, Страшила, конечно, два; и сразу стало скучно, потому что вода была вся.

- Жаб, говоришь? - подмигнул мне Волосатик и прикурил от спички. Жареных?

- Ага! - Я опять обрадовался, что он обратился ко мне и подмигнул.-.Это еще что! Мой кореш Боб шинель съел.

- Как это шинель? - отодвинулся от меня Волосатик.

- В суворовском. Они там какую-то тайную клятву дали,

под это дело разрезали шинель на восемьсот кусочков и всем училищем употребили.

- Врешь! - восхитился Волосатик.

- Чтоб мне никогда в жизни не видать родной Можяйки! - поклялся я. Спорим на "американку"!

Волосатик захохотал, и Конструктор тоже показал свои клыки - больше, наверно, оттого, что разобрало Волосатика. А тот запрокинулся назад, выставил бороду и, шевеля мохнатым кадыком, ржал, как сто жеребцов, стонал:

- Ох, пижоны! Ну и пижоны!..

А Страшила смотрел на нас глазами шизика и ничего не понимал. Ясно, что он медленно, но верно балдел. Не глядя на нас, он вдруг встал и пошел, пошел так, что нам пришлось его догонять. Мне эта скорость была совсем ни к чему, потому что я зачем-to отобрал рюкзак у Конструктора. Пока мы сюда корячились, рюкзак потяжелел, и я сдуру сыграл в благородство. Твистовать могу часа два без перерыва, а вот пешком долго не выдерживаю. Пить еще сильнее захотелось - от того несчастного глотка, и от этого проклятого рюкзака, и от солнца, которое тут хоть и заходило иногда на отдых в жидкие тучки, все же было помощнее крымского, где мы с Бобом пляжничали в прошлом году.