Над уровнем неба

-Будто сам не понимаешь! После того случая, ты мне и пары слов не сказал! И ведешь себя как-то странно...

Неожиданно Алешка совершенно серьезно взглянул на меня и удивленно поинтересовался:

-Послушай.... Чего ты лезешь в мою жизнь? Ты мне кто - мать, сестра или моя любовница?

Я открыла было рот для достойного столь наглой реплики ответа, но тут же его захлопнула. Меня несколько покоробило его эта «любовница». Тон каким Алешка его произнес, подходил бы для пресытившегося пятидесятилетнего ловеласа, но никак не для пятнадцатилетнего мальчишки.

-Нельзя быть таким циничным!

-Вот как, - он резко развернулся и в упор посмотрел на меня — Ты бы это своему дружку сказала, по которому так убиваешься! А то разглагольствуешь о моем цинизме, а себя в зеркале видела?..  Кстати, а что там с ним случилось? Говорят убить ангела не так-то просто!

-О чем ты говоришь? - я не верила своим ушам — Кирилл не такой как, ты...

-Такой, - резко перебив меня, покачал головой Алешка — Один из тех кто забрал у меня мать!

Я хотела убедить его, что он не прав, что Кирилл лишь делал то, что ему было предписано, что все не так, как Алешка думает.

Но не стала.

По глазам видела, что Алешка мне не поверит. Что он знает свою правду и ничто не сможет его убедить. И он по-своему прав.

-Откуда ты знаешь про Кирилла? - я с огромным трудом произнесла имя своего возлюбленного. Губы двигались словно чужие.  – Кто тебе о нем рассказал?

-И это тебя тоже не касается!

Ядовито усмехнувшись, Алешка встал и, включив в коридоре свет начал одеваться.

Я молча смотрела как он шнурует кроссовки, пытаясь придумать хоть какой-то серьезный повод для того что бы он остался.

-Куда ты собираешься?  - и торопливо, так что бы опять не услышать в свой адрес это трескуче-злое «тебя это не касается!», добавила — С минуты на минуту мать придет, она будет волноваться...

-Не будет, - он застегнул молнию на куртке — Ей звонила моя тетка, она приезжает завтра. Я возвращаюсь домой!

-Но...

-Пока! - резкий хлопок входной двери окончил наш разговор.

По-крайней мере Алешка не солгал. Мать, пришедшая с работы, подтвердила, что Татьяна ей звонила и сказала, что возвращается из Киева завтра семичасовым поездом.

-Ты, вероятно, этому рада? - заваривая свежий чай, посмотрела на меня мать.

-Почему это?

-Вы в последнее время с ним как терка с луковицей!

Я недоуменно уставилась на мать — какие-то странные аллегорические образы приходят в ее голову для сравнения.

-То есть?

-Притиралась терка к луковице — сплошные слезы...

Я мрачно улыбнулась и прошествовала в свою комнату.

Выключенный компьютер и черный монитор сиротливо смотрелись без Алешки, грустно стоя на компьютерном столике.

Раздевшись, я устало плюхнулась в постель. Последние несколько дней солнце палило нещадно, и даже ночь не приносила свежести и прохлады. Да к тому по всей Московской области начали гореть торфяники, и в приоткрытое окно влетал явный запах гари. Этот запах тревожным клубком сворачивался на моей груди. На душе было тягостно…

Я вспоминала, с каким отвращением Алешка говорил о Кирилле. Ему было интересно, как можно убить ангела... Но на этот вопрос я и впрямь не могла дать ответ. Кирилл умер не как ангел, он погиб, будучи человеком. Погиб, спасая меня...

Захотелось плакать – навзрыд, яростно выплескивая все, что накопилось на моей душе, чтобы стало хоть чуть-чуть, хоть самую малость, но легче.

Но слез не было, не было никакого избавления от тупой ноющей тревоги и боли. Может быть, во всем виновато это проклятое лето, которое душило Москву своими безжалостными жаром и удушливым смогом... Нечто похожее со мной уже было, правда, не наяву, а во сне. Той, единственной ночью, проведенной в Пограничье вместе с Кириллом. Нашей последней ночи вместе…

…Тогда мне приснилось море. Яркое синее, даже слишком синее море и синее небо. Где-то за горизонтом, море и небо сливались в единую полосу. На спокойной синеве морских волн отражалось солнце.  Я стояла на краю старой коричнево-ржавой баржи под его палящими лучами.

Было жарко. Ветер, едва касающийся морской глади, облегчения не приносил. Наоборот, с каждым его порывом я чувствовала нестерпимый жар.

Ветер приносил с собой частички песка, разбрасывая по ржавой, словно изъеденной палубе оранжево-рыжие песчинки. Я не понимала, почему стою здесь на этом старом корыте, сходя с ума от такой же ржавой  нетерпимой жажды.

А ветер с каждым порывом становился все жарче и жарче... Воздух превратился в раскаленную добела пыль. Песок не давал дышать, забивал нос, сушил и горячим обручем сдавливал горло, не давая дышать... 

По ржавой барже со сторону кормы пошел гул, словно кто-то старательно делал пробоину. Бам-бам-бам...

Бам! Бам!..

Я проснулась от того, что в дверь усиленно барабанили. А за окном все еще была ночь.

Кирилл стоял спиной ко мне.

-Что случилось? – паникуя, я резко подскочила и хотела встать на пол и сразу же встретилась носом с холодной гладкой поверхностью деревянного пола. Приятная прохлада половиц немного охладила пылающий лоб и щеку. Вставать не хотелось совершенно — было лень даже пошевелить рукой.