Над вечным покоем

Сенька дрожащей красной рукой стянул последнюю тряпку и обнажил конечность. Вид собственной ноги довел юношу до исступления. Караульный растерянно уставился на изувеченную часть тела, не веря, что она принадлежит ему. Тревога Сеньки оказалась не напрасной – ступню было не узнать, так безжалостно поработал старина мороз. Кожа превратилась в сухую бумагу, усеянную жирными пузырями, наполненными желто-красной жидкостью. Кончики пальцев будто перевязали у основания тугой бечевкой, и они стали напоминать раздувшиеся бочата, накачанные жидкостью цвета застоявшегося гноя. Пораженный участок истекал буро-красной сукровицей, насквозь пропитавшей портянки. Да и запах стоял просто невыносимый, так что Волчку пришлось заткнуть нос тряпкой. Беглого взгляда на ступню было достаточно, чтобы понять – дело дрянь. В таких случаях полевые лекари, не задумываясь, рубили хворые конечности. На счастье Юльки, в Речном заниматься членовредительством приходилось крайне редко, благо здешний народ помнил, как коварна смерть на морозе. Только Митрич не внимал Юлиным наставлениям и любил поваляться пьяным под свист северных ветров, но ему пока везло проснуться с живыми ногами.

– Я стал выродком! – Сенька уткнулся лицом в покрасневшие ладони и громко зарыдал.

– Вы зачем с Карабином по лесу бродили? – спросил Марков, смотря, как Юлька сквозь марлю сгибала раздувшиеся пальцы в суставе.

– Я… Д-два… два дня дежурил! – всхлипнул Сенька, отрывая багровое лицо от ладоней. – Хотел побольше марок скопить, подарок Афоне сделать…

– Врешь ведь! Усатый чуть без ушей не остался, а ты тут… мелешь! Что я, слепая, по-твоему?! – Юля продолжала наседать. – Миша прав, вьюга застала вас врасплох. Неужели нельзя было подождать?

Постоянные недоговорки Маркова, похоже, выдрессировали в девушке чуйку на ложь.

– Нет-нет, вы чего? Я… Мы просто… – начал было оправдываться Сенька.

– Вчера утром я видел дым в стороне Ленинского, – сказал Марков. – Туда и ходили, значит? Нашли что хотели?

– Ничего себе! – внезапно подал голос Волчок. – Горело там знатно, раз даже в лесу видно было!

– Мы…

– Афоне теперь придется подождать, пока ты не поправишься. – Юлька слегка надавила на кожу. – Чувствуешь что-нибудь?

Сенька помотал головой.

– Плохо, – со вздохом произнесла Юлия Прокопьевна. – Но время у нас есть. Немного, но есть. Я отойду, мне нужно переговорить с Мишей, а ты, Сенька… Боже мой! Знаешь… Волчок, измерь ему температуру. Дай воды.

Юлия Прокопьевна накинула шубу и вышла из кабинета, а Марков отправился следом, по пути невзначай наступив бабке на валенок. Скрывшись от проклятий на улице, Марков приобнял жену сзади, уткнувшись носом в плечо. Густая оленья шерсть защекотала Маркову нос.

– Ты видел сегодня солнце? – спросила Юля, глядя на посеревшее небо. – Скоро уже стемнеет. Быстро солнышко пропало. Но оно было. И вчера тоже.

– Ага… – Марков посмотрел на Юльку и покрепче обнял ее, чувствуя, как вздымается грудь жены в такт дыханию. – А еще видел дым на горизонте. И обмороженную ногу Сеньки.

Девушка на крыльце лекарни быстро перевоплотилась из строгой Прокопьевны в миловидную Юльку. Столь резкие перемены обескураживали, и Марков не мог понять, почему жена до сих пор не набралась решимости высказать супругу то, что думает о нем. А Марков чувствовал, что их отношения сильно тревожат Юлю, но… Черт, он ведь сам ничего не может поведать ей! Марков хотел бы поделиться страхами, открыть свою душу, набраться смелости и признаться в одиночестве, унынии и медленном угасании. Но его сдерживала совесть. Совесть, благодарность и толика вины за спасение жизни. В ту ночь он не желал, чтобы будущая жена вытягивала покойника с того света. Да Марков даже и не помнил, почему оказался весь в крови посреди Хмурого леса! Одно он знал наверняка – тогда он страстно хотел умереть. Но белый офицер выжил, а долг за душу, вырванную из лап сатаны, не оплачен. Охотник с жаром в груди хотел помочь несчастной женщине, лишившейся всего, но… сделал только хуже. Не пустил к себе, не любил. А еще…

– Кто-то мешал мне спать ночью, – Юля слабо улыбнулась.

– Хотела бы, сразу уснула.

– Я немного прикорнула, конечно. Даже сон увидела какой-то. Снилось… Снилось, будто я бегаю вокруг стульев. Странно! Я запомнила, сколько их было. Кажется, восемь. И ни на один я не смогла сесть. Так и носилась, пока ты не разбудил кряхтением.

– Необычно, да… – Марков притворился, что ему есть дело до сновидений супруги.

Я неправ. Прости меня. Но я хочу быть с тобой. И в то же время не хочу… Может, все-таки рассказать ей все? Мне не хватало ее. Я соскучился. ДА, ВСЕ! Скажи ей, скажи, СКАЖИ!

– Я хочу тебе…

– Мне страшно, Миш. Беда назревает. Эти непонятки с Шахтами… Пожары… Люди звереют. А обозчиков нет месяц! МЕСЯЦ! Хуже, наверно, было во времена Войны Пяти Деревень. Я думала, мне посчастливилось не застать ту боль и кровь… А теперь назло моим страхам все повторяется.