Тотчас на транспортах взвились флаги расцвечивания. Сотни людей, находившихся на их палубах и наблюдавших за этой схваткой, приветствовали наших пилотов. Вскоре из штаба флота запросили фамилии летчиков, сбивших фашистский Ю-88 прямо над транспортами. И Ковелю пришлось не только писать дополнительно донесение, но и извиниться перед ребятами.
"20 августа. Сегодня срочно перелетели на новое месте базирования. Наш гидроаэродром на Липовском озере уже захвачен фашистами".
Сигнал тревоги был подан перед рассветом. Я проснулся от голоса Ускребкова, который яростно тормошил меня за плечи, повторяя всего два слова:
- Командир, танки! Командир, танки!..
- Какие танки? - недоуменно переспросил я, стараясь стряхнуть с себя сонную одурь. Накануне мы были просто измотаны почти непрерывными вылетами.
- Фашистские танки к аэродрому прорвались! - крикнул он.
И тут я услышал шум близкого боя. От взрывов стены землянки дрожали, а через щели в накате сыпался песок...
Пока грузили имущество, я узнал, что противник уже захватил Кингисепп и Сиверскую и рвется к Ленинграду через Красногвардейск. А нам приказано срочно перелететь в Новую Ладогу.
Посадку произвели на реке Волхов и до обеда вгрызались ломами и кирками в обрывистый берег, строили площадки и индивидуальные спуски для самолетов. Потом за деревней Юшки, в склоне оврага, вырыли небольшой котлован, обшили его неструганым горбылем и оборудовали топчанами. Землянка для экипажа получилась довольно ветхая, но крышу над головой мы все же слепили.
"22 августа. Фашисты рвутся вперед, к Ленинграду, не считаясь ни с какими потерями. Сотни танков и самолетов одновременно утюжат небо и землю. Тысячи бомб, снарядов и мин с воем и грохотом рвут и кромсают нашу оборону. Но пехота, балтийские моряки и народное ополчение дерутся геройски. Поэтому Ленинград стоит как твердыня, как несокрушимый бастион революции.
Ночью летали на бомбежку вражеских автоколонн, растянувшихся по дорогам севернее Любани. Первый вылет я сделал в паре с заместителем командира эскадрильи капитаном Климовым. Войска противника здесь не маскируются, наверно, еще не пуганые..."
Длинную колонну автомашин мы обнаружили издалека: включенные фары светили словно прожекторы. Гула наших моторов фашисты, конечно, не слышали, поэтому мы спокойно прицелились и с высоты шестьсот метров сбросили двенадцать осколочно-фугасных стокилограммовых бомб. На дороге взметнулись серии взрывов и вспыхнуло пламя пожаров, и тут же фашисты открыли беспорядочный зенитный огонь. Но мы уже снизились и ударили по ним из пулеметов. Пылающие машины никто яе тушил. Они разгорались ярче и ярче. Затем стали рваться боеприпасы...
При отходе увидели, что колонна накрыта новой серией взрывов. Значит, по ней отбомбилась пара старшего лейтенанта Бусыгина, вылетавшая следом за нами.
- Порядок! - удовлетворенно проговорил Шеремет. - Эти фрицы с боеприпасами до Ленинграда уже не дотопают. На огонек сейчас подлетят и другие наши соколики...
"1 сентября. Летаем теперь только ночью. Продолжительность темного времени позволяет каждому экипажу сделать не менее двух вылетов. Объекты ударов нам выделяют различные. Бомбим колонны на марше, переправы, аэродромы, артиллерийские позиции. Но вчера произошла какая-то путаница, и мы чуть не улетели в глубокий тыл..."
По команде из вышестоящего штаба мы подготовились к очередному перебазированию. Вылет планировался сразу после обеда, однако с продуктами получилась какая-то неувязка. Устроив разнос начпроду и начальнику штаба, майор Баканов отсрочил вылет. Когда мы снова пришли в столовую, туда вдруг вошел командующий ВВС КБФ генерал Самохин. Он оглядел нас, нахмурился и спросил:
- Что-то вид у вас постный, иль кормят плохо?
- Да вот, - отвечаем, - в тыл улетать собираемся. Поэтому думы тревожат не о еде, а о дальней дороге.
- Значит, в тыл разогнались? - прищурился генерал. - От Ленинграда подальше? А воевать за вас кто останется?
Мы, разумеется, пояснили, что начальству, наверно, виднее, кого где поставить и кому Ленинград защищать. А наше дело нехитрое - выполнять приказ. Потому навострили лыжи за Вологду, на Кубинское озеро.
- А бомб у вас много? - поинтересовался командующий.
- Чего другого, а бомб на складах не перечесть.
- Ну коли так, - добродушно смеется Самохин, - быстрей вынимайте свое барахлишко из самолетов и бомбы подвешивайте. Пока на противника все их не сбросите, никуда отсюда не улетите.
И мы действительно не улетели. Вот что значит "своевременно опоздать".
Над Ладогой
- Зимовать так зимовать! - басит Шеремет, вваливаясь в землянку. Вижу, в одной заброшенной баньке рама оконная пропадает без надобности, и прихватил ее по пути, можно сказать, на нужды войны реквизировал. Заодно Ускребкова в деревню послал. Может, для печки чем-нибудь разживется.
Положив молоток на скамейку, беру "реквизированную" раму. Размерами в половину газетного листа, она застеклена малюсенькими осколками, давно утратившими свою первозданную чистоту и прозрачность.