Над всей Россией серое небо

Мы выпили, не чокнувшись, съели по обеду, подремали. Наши виллы ждали нас и дождутся, как дождались они многих россиян: партийных, диссидентов, хитроумных, сволочных, с секретными папками и «ноу-хау», с деньгами — обязательно с деньгами, СКВ, иначе виллы ждать не будут. Нас не мучила совесть, как не мучила она тех, кто в Техасе с кольтом, в Мытищах с кистенем, в Марселе со стилетом выходили некогда на проезжую дорогу сколачивать свой первый миллион. Она тем более не мучила их позже, когда биографы отмыли их лики и подрастающее поколение шло за ними такими светлыми дорожками в большой бизнес. Кому-то везло, а чаще соискатели первого миллиона упирались в невидимую преграду, отчаивались. Они раздумывали над поиском философского камня и ступали на объездные дорожки. Нет, без начального капитала в бизнесе делать нечего. Покидая самолет, мы и не подумали попрощаться с Бобой. Где-то через неделю мы читали о нем в газетах. Слава нашла его. Боба вернулся в Москву и, едва прошел формальности, кинулся звонить своему новому патрону:

— Товарищ генерал, докладываю: задание выполнено.

— Тты-ы здесь? — словно жаром полыхнуло в телефонной мембране.

— Да, товарищ генерал… — Боба славился поздним зажиганием.

— Козел, исчезни на время, потом сами найдем, — выдохнула жар какой-то обиды трубка.

— Понял… — неуверенно ответил Боба и ничего не понял. Он пробовал дозвониться заново и натыкался на противное «занято». На последнюю пятнашку Боба звонил Луизе. Привет, девочка моя. Почему не встретила? Здрасьте, — бархатно отвечала она. — Кто это?

— Боба, кто еще? Твой карлик с длинным носом.

— Я вас не знаю.

— Но ты-то мне лапшу на уши не вешай! — загорячился Боба. Скажи еще, мы с тобой не подсыпали?

— Может быть, но это не повод для такого бесцеремонного знакомства. Я замужняя женщина, мой муж на кухне. Позвать?

— Какой муж?! Я твой муж! — заорал Боба, привлекая внимание сшивающихся в Шереметьеве-2 таксистов и частников.

— Хороший мой, зачем вы так? Я в законном браке десять лет и своего мужа ни с кем не перепутаю. Не надо грубо шутить… И опять болезненно противное «занято». Пятнашек больше не завалялось в карманах. Да и телефонов что-то в памяти не было.

— Охреневаю, — подытожил Боба и помотал головой. Наваждение не исчезло. И никаких десантников с автоматами. Ухмылялись таксисты и частники. Отработанный материал, из этого малого зеленых не вытрясти. Сиротой он выбрался из аэропорта. А ведь как мечталось в самолете! Прилетает, черная «Волга» с антеннами ближней и дальней связи у трапа, под ручки берут, усаживают, везут. Спасибо тебе, Борис свет Иванович, низкий поклон от всего ГКЧП! Бежит черная «Волга» в Кремль мимо колонн танков. На Красной площади счастливый народ, на лобном месте Ельцин, Тимурывокоманда, кто-то еще, вылитый Бурбулис и прочие иже с ними. Доигрались, псы? — плюет в их сторону Боба. — Страну, холопы, продать хотели? Не дал вам народ державу бесчестить! Да, да, гудит народ, пусть им первый поэт России правду-матку покажет! Давай стихи, Борис свет Иванович, тебя хотим послушать! Память шевелит закрома, есть там кое-что, но по другому случаю писано, к другим событиям… Э-э, была не была, на мотив «Варяга», толпа эта не врубится: «Вставай, подымайся, собачий народ, намордники тесные сдерни, иначе собачья жизнь не пройдет, иначе грядет живодерня!»

— Куда прешь, мудила! — обрывает мечты какой-то нувориш из «вольво». — Проезжая часть для тебя, что ли, потап немытый? «О Боже! — ужаснулся Боба. — Ни хрена в этой стране измениться не может. Как жить дальше, куда податься…» Взлетали самолеты из международного аэропорта, унося в своем чреве миллионеров и желающих стать таковыми, из иллюминаторов ничего заслуживающего внимания не видно. Ничего особого не видно и ближе к земле. По трассам катят «Волги» и «жигулята» вперемешку с иномарками, дорожники кладут асфальтовые нашлепки прямо на тающий снег, подымается парок от их кипучей деятельности, кое-где дымки из заводских труб, у винных лавок копится народ, в аэропорту за серебристым контейнером грузчики потрошат чемодан с иностранными лейблами, а над всем этим смиренным безобразием висит серое унылое небо. Падает серый снежок. Никаких танков. Подъедут если, ничего не изменится. Россия словно пропитана серым цветом.