— Знал же, что нельзя тебя одну отпускать. С Максимом я разберусь. И в следующий раз звони мне сразу же. Хорошо? Я предупреждал тебя по поводу Державина — с ним нужно быть начеку.
Кивнула. Камень с души упал — признаюсь, боялась, что Кирилл воспримет мои слова не так, как нужно. Меня радовало, что он доверяет и верит. Как и хотела, высушила в ванной волосы и побрела искать притихшего Воронцова. Нашелся он в гостиной — но я нерешительно замерла. Решил устроить романтический ужин? А я такая красавица в джинсах. И как сразу не заметила, что он все еще в костюме?
— Ты бы предупредил, — тихо произнесла я, не торопясь проходить в комнату. — Я не при параде.
— Не неси чушь и иди ко мне, — поманил меня к себе Воронцов. Обвела взглядом изменившуюся гостиную — диван оказался отодвинут с середины комнаты к стене. В центр же перекочевали два красных низких кресла и столик, на котором сейчас красовались изысканные блюда и два бокала. И, конечно же, свечи. Только они разрушали полумрак темной комнаты с зашторенными окнами.
Мне никогда не устраивали ничего подобного — с Данилом мы были далеки от романтики. Кирилл же, помня о моей нелюбви к роскоши и ресторанам, все-таки умудрился сделать нечто особенное. Выглядел ужин по — домашнему уютно, хотя я чувствовала, что Воронцов бы предпочел отправиться в дорогой ресторан. Не удивлюсь, если изначально он хотел заехать в одно из детищ Деменева.
— Я не хотел тебя смущать, — словно прочитал мои мысли Кирилл. — Я помню, что ты говорила про рестораны. Но отказать себе в небольшом вечере не смог.
— И все равно джинсы не в тему, — улыбнулась я.
— Не вижу никакой проблемы. Раздеть тебя недолго, — заметил Воронцов, вызвав мою улыбку. Ну да, если одежда не подходит ситуации, то почему бы ее и вовсе не снять?
Впрочем, чуть позже даже неподходящий вид перестал меня волновать. Кирилл был необычайно любезен и галантен, ухаживал за мной так, будто мы находились не в его доме, а светском приеме. Я не могла на него насмотреться — не отводила глаз от лица, освещаемого лишь светом изящных свечей.
Меня не покидало чувства уюта и комфорта, и это казалось правильным. Меня совершенно не заботила стремительность развития наших отношений. Наоборот, я не могла даже представить другого варианта — происходящее было… естественным. Не хотелось окунаться в омут с головой, но я уже сделала это. Уже позволила себе видеть в Кирилле кого — то большего, чем просто понравившегося мне мужчину. Отстраняться, леденеть и превращаться в скромную недотрогу было поздно — возможно, я совершила ошибку, доверчиво открывшись Воронцову и пуская его в свою душу.
Но сейчас, любуясь таинственной улыбкой, светло — серыми глазами, в которых отражалось пламя свечей, чуть резкими чертами лица, я отчетливо понимала, что влюбилась, как девчонка. Казалось бы, почему? Ведь с самого начала моей работы в «Немезисе» Воронцов не давал мне повода. Но разве когда — то нужен был повод, чтобы полюбить?
И если сначала характер Кирилла и его поведение меня совершенно не прельщали, если я видела в нем лишь успешного юриста и работодателя, то затем, каким — то неведомым образом, он пробудил во мне интерес. Пусть я зарекалась не наступать на те же грабли, еще чувствуя боль во лбу от ударившего черенка. Но эти грабли были другими, хотя и невероятно похожими.
Воронцов умело очаровывал. Представая передо мной совершенно в ином образе, с обнаженной душой, он все больше притягивал меня к себе. Думать о том, что будет в понедельник, в мой последний день работы, не хотелось. Сейчас был важен лишь этот момент. Это было ошибкой, но сопротивляться себе я не могла. Слишком привыкла доверять, не боясь быть преданной, обманутой, отвергнутой.
— Кира, — Кирилл поднялся с кресла и медленно, с завораживающей грацией приблизился ко мне. Пальцы нежно погладили шею, плечо, ключицу, пробежались по коже, едва прикасаясь, порхая словно бабочки крыльями. — Ты появилась в моей жизни слишком неожиданно. За несколько дней, сама того не осознавая, разрушила все, что я строил годами.
Подняла глаза на Воронцова, глядя на него снизу вверх.
— Я хотел избавиться от тебя. Уничтожить до того, пока ты не уничтожишь меня. Но не успел, — он подал мне руку и мягким рывком поднял меня на ноги. — Теперь же я не могу насытиться тобой. Я нуждаюсь в тех чувствах, что ты пробуждаешь во мне. Хочу ощущать твою любовь снова и снова.
А я ведь не говорила, что люблю его… зачем? Ведь и так показала ее, заставила почувствовать, принять ее.
— Я совершил непоправимую ошибку, рассказав тебе об этом. Я не привык быть слабым и уязвимым. Но добровольно отказаться от тебя не смогу. И если ты меня предашь… — он многозначительно замолчал.
— Я все понимаю, — тихо прошептала я и прижалась губами к его, напряженно сжатым. Как никто иной, я понимала его страх. Чувствовала те преграды, которые ему приходилось преодолевать, чтобы говорить со мной, признавать то, от чего он настойчиво закрывался.
Мой поцелуй заставил его очнуться, отбросить в сторону все опасения и угрозы…