Надежда

— Нет. Если чувствую излишнее давление на голову, то сразу бросаю читать. Наверное, у меня есть внутренний контролер психической нормальности, — засмеялась я. — А вот как-то недавно ради любопытства заглянула в «Тома Сойера». Заметила много нового, оно почему-то раньше ускользало от понимания. Раннее детство вспомнила... Боже мой! Я снова этим летом плакала над героями «Хижины дяди Тома»! В четвертом классе я прочитала книгу «Пламя гнева». Жаль: фамилию автора не запомнила. Роман заканчивался печально. Мне казалось, что неистощимая вера в победу добра над злом в одночасье рухнула. Сердце раздиралось жалостью к порабощенным, страхом перед несправедливым, непредсказуемым Миром. «Почему гад-завоеватель перехитрил умного, порядочного, немного наивного ученого? Так не должно быть!» — горько плакала я, переживая трагедию дикого племени как свою собственную. До сих пор с болью вспоминаю жестокую концовку книги и не хочу ее перечитывать. Почему многолетние войны в учебнике истории не трогают, а беда этого маленького несчастного народа застряла в моем мозгу?

— Потому, что факты и события литературно преподнесены. В таланте писателя заключена сила воздействия на читателя, — объяснил педагог.

— Мне кажется, если бы седьмой класс не был выпускным и жизнь не заставляла думать о будущем, я, наверное, еще долго оставалась бы несерьезным ребенком с глазами на мокром месте. Мне бы в классики играть да по деревьям лазить!

— Этого ты еще долго будешь желать, — улыбнулся Ефим Борисович.

— Оттого что в детстве мало играла? — предположила я.

— Душа долго бывает молодой, — объяснил собеседник.

Я некоторое время мялась, не решаясь спросить, и все же хоть и с трудом, но выдавила из себя очень сложный морально-этический вопрос:

— Вы никогда не завидуете другим, тем, кто в чем-то лучше вас?

— Зависть? Нет! Я слишком уважаю себя, чтобы завидовать. Не вижу смысла в зависти. Зависть — погорелое место, на котором долго ничего не способно вырасти, — мягко, но уверенно ответил Ефим Борисович.

Я облегченно вздохнула. Не обиделся на дерзкий вопрос.

— А знаешь, как я белорусский язык выучил? Начал читать на нем книжки и вскоре стал понимать его. Для меня самого подобное оказалось загадкой. Пока однозначного ответа феномену не нашел. Мне с детства всегда все было интересно. Увидел один раз жонглера и сразу загорелся научиться. С бильярдом так же получилось. Сколько раз мне в голову попадали железными шарами! Я так думал: «Кто-то может, а я нет?» Жажда познания всегда мучила. Как-то неделю по вечерам из дому не выходил, пока не научился играть на баяне.

— Я зачем Вам все это?

— Не знаю. Все в жизни может пригодиться. Я всегда делаю то, что мне интересно. В этом проявляется мой своенравный характер. Мне не бывает скучно. Я никогда не жалел, что многому научился в детстве.

— Можно Вас спросить о простом? Об отце.

— О простом? Самые сложные и тонкие вопросы — о семье.

— Извините, — стушевалась я.

— Нет, спрашивай.

— Как вы перенесли отсутствие отца?

— Я был сильно привязан к матери. Она была очень красивая, статная, но из-за меня не хотела выходить замуж. Она всегда была рядом. Поэтому гибель отца сразу до конца не осознал как трагедию. Я всегда видел только маму, знал, как ей трудно. И только к семнадцати годам почувствовал, что мне не хватает рядом мужского плеча. Я, например, не умею драться. Гражданское мужество проявить могу: всегда высказываюсь открыто, становлюсь на защиту справедливости. Но в простейших бытовых стычках с хулиганами я лучше уйду. С отцом моя жизнь была бы более осмысленной. Я бы меньше метался, раньше бы начал целенаправленно действовать. У мамы любовь была слепая, жертвенная.

— А вот, как ее... ну притягательность, откуда она?

— По наследству от отца досталась. Усилий не прикладывал в этом направлении. Какой есть, — такой есть. Как говорят, хоть жуй, хоть плюй. Ни под кого не подстраивался. Все во мне мое. В детстве я был несколько отстранен, но жизнь настроила на людей. Я люблю людей, открыт для них. Конечно, часто в душу плюют. Но лучше я ошибусь, чем буду всего бояться, замыкаться в себе, не доверять людям. Недоверие — тяжелая ноша. С таким грузом человеку тяжело и в семье, и в коллективе.

— А я всегда настороже, в скорлупе живу, замуровала себя. Не удается мне пробить толщу неверия и неуверенности, — вздохнула я.

— Выползай потихоньку. Не лишай себя радости общения. Мне тоже судьба не всегда благоприятствовала.

— Скажите, пожалуйста, погода влияет на Ваше настроение?