Надежда

— Святые всегда скорбны чужими несчастьями. Не могут они покривить душой и, по совести говоря, бывают часто не оценены по достоинству. Должна признать, многие люди предпочитают уверенных, твердых, а не остро чувствующих. «Ему б чего-нибудь попроще да полегче»... — произнесла учительница как-то отвлеченно и певуче. — У тебя слишком яркое воображение. Не распаляйся. Всем трудно. Человек счастлив, если его желания соответствует его возможностям. Может, тебе стоит понизить свой «уровень притязаний», меньше думать о мировых проблемах, и тогда будешь довольна всем? Хотя знаешь, давать советы — значит стремиться управлять судьбами людей.

— Намекаете насчет моей самооценки? Зря вы так. Она у меня занижена условиями жизни. Иногда даже пугают мысли о существовании во мне какой-нибудь неполноценности. Например, когда я читаю, то так увлекаюсь, что вокруг для меня ничего больше не существует, и потом опомниться долго не могу от впечатлений. Как-то Вера Николаевна кричала, кричала, а я так и не очнулась. Весь класс хохотал надо мной, — обидчиво надула я губы. — Может это, напротив, полезная сосредоточенность? Физику я также учу. А в том, что я пытаюсь разобраться в себе и в окружающем мире, ничего плохого не вижу. Дурой не хочу быть. Страшно боюсь быть противной, смешной. Александра Андреевна, талантливые дети догадываются о своих способностях? У меня был знакомый мальчик Саша. Все считали его особенным, а он был таким простым и скромным!

— Талантливый ребенок сначала неосознанно, а потом сознательно стремится к развитию своих способностей, потому что ему нравится познавать. В этом случае не честолюбие, а интерес и любовь движет им. Он способен брать и поглощать знаний намного больше обычных людей, на жизнь смотрит дальнозорко или имеет врожденный дар постигать законы природы. Талантливый человек не хозяин, а раб своего дара. Он исполняет, записывает то, что диктуется ему свыше. Такие люди — особая когорта. Они уже не могут быть не гениями. Это не их заслуга. Там другой отсчет.

Я задумалась о судьбе Саши. Вспомнились книжные слова: «Гении разнятся по высоте духа, любящие — по соприкосновению душ, родственники — по крови».

Опять слышу приятный голос учительницы:

— ...Если это писатель, то он обладает прекрасной потребностью, даже можно сказать, жаждой высказаться. Он пишет так, как ведет его мысль, а потом концентрирует, отсекает лишнее. Литература — это, прежде всего, боль. Наверное, поэтому говорят, что надо пострадать, чтобы написать хорошее произведение. Страдания обостряют ощущения. Но мне кажется, если горя очень много, оно может убить талант... Тургенев, Достоевский — властители дум. От Москвы до Дальнего Востока аукаются их мысли. А может, и по всему цивилизованному миру. Они обладали драгоценнейшими свойствами: духовным аристократизмом, интеллигентностью. Созданные ими произведения — великая оправданность их жизни. А сейчас все в разброде. Один мой знакомый по институту поэт пошутил как-то: «Вот умру, тогда станет ясно, кем я был...» У любого человека есть определенные природные способности, но не каждый может почувствовать свое призвание, найти себя.

«Александра Андреевна не могла не повернуть наш разговор в русло своей любимой литературы», — подумала я и, помолчав, задала еще один очень беспокоивший меня вопрос:

— В чем корни трагичности любви! Можно ли любить человека, не понимая его?

— Суть трагедии в том, что мужчины и женщины разные по природе. А любить, не понимая партнера, мне кажется, можно, — ответила учительница. — Мы же чаще всего любим образ, который сами создали, а не самого человека. Прожив жизнь, можно так и не докопаться до глубины сердца партнера. Душа человеческая многострунна, но не всегда целостна. Ее невозможно исчерпать. По поверхности в основном скользим и верим в созданную нами иллюзию. А потом плачем.

Люди редко раскрываются друг перед другом. Наверное, чрезмерная скрытность мучает многих, боязнь показаться хуже, чем о них думают. В этом беда многих семей. Когда я оканчивала институт, то думала, что все трудности уже позади. А они, настоящие, оказывается, только начинались. Наивная пелена спала с глаз, как только попала в большую семью мужа. Там поняла, что такое отчаяние, безысходность, неизбежность, невозможность; и еще сколько угодно таких «не»: неуважение, непонимание, нежелание понять, неверие... Истекали душевные силы. Обида и боль не отпускали. Руки хотелось наложить... Я, как и ты была слишком эмоциональной, а стала молчаливой, глухой ко всему, кроме своей боли. Не могла откликаться ни сердцем, ни глазами.

Муж тоже очень страдал. Он у меня редкой души человек: чуткий, деликатный, скромный. В нем — бездна добрых чувств. Он удивительный, верный, надежный товарищ, мужчина! У нас с ним всегда присутствует напряженный и радостный интерес друг к другу. Но ведь нищета не позволяла уйти от родни — на дом приходилось копить.