Надежда

Входим во двор, где живут старички дяди Коли. Заливистым отчаянным лаем встретила нас шустрая рыжая собачонка. Опомнившись, она виновато завиляла хвостом и миролюбиво заскулила, в надежде поживиться долгожданной косточкой. Дядя Коля незамедлительно побаловал ее припасенным «подарочком». Дедушка Вася и бабушка Глаша гоняются за цыплятами. Бабушка — седая, грузная, не позволяет птицам убегать в огород, а сухонький, лысый дедуля с цветом лица похожим на молодую еловую кору на полусогнутых ногах загоняет их в сарайчик. Цыплята разлетаются, проскакивают у него между ног, а он с усмешкой бурчит:

— Беги не беги, хоть одного, да поймаю.

— Петушка лови, курочек на развод оставь, — просит бабушка.

— Понятное дело — незлобливо огрызается дед.

Через минуту старики, согнувшись над цыпленком, уже ощипывают его. Я подумала: «Наверное, это и есть счастье: прожить семьдесят лет вместе и теперь вдвоем щипать цыпленка для правнуков».

Потом дедушка хлопотал около хаты над длинными рядами кирпичей. Отбирал и аккуратно складывал под стреху сарая сухие, готовые. Перед забором, рядом со свежим замесом глины, лежала деревянная форма на четыре кирпича. Я хотела поднять ее, просто так, посмотреть — сколько весит. Да где тут! Даже от земли не оторвала. «Дедушке скоро девяносто, — а он ещё такой сильный», — удивилась я. Глядя на мои бесполезные потуги, дед усмехнулся в седые усы:

— Штаны у тебя редки на такую работу.

Дядя Коля расхохотался. А до меня не дошло, что такого смешного сказал старик. При чем здесь мои шаровары?

— Не обижайся. Заходи в хату перекусить, — позвал дедушка.

Бабушка возилась у русской печи: ухватом поднимала чугунки и расставляла их ближе к жару.

— Можно войти? — робея, пробормотала я.

— Заходи, детка, сидай к столу.

— Может, чем помочь? — предложила я.

— Уже управилась. Покамест голодная, нахожу силы у печки колдыбаться, а уж как поем — ложусь на кровать. Раньше легкая на ноги была. Дело спорилось в руках. А теперь вот скупая печальная старость. Эх, кабы здоровья да силушки прежней, — со вздохом ответила бабушка, немилосердно коверкая русский язык.

— Вам надо к детям в город переезжать, — посоветовала я.

— Дед не хочет бросать хозяйство. А я хоть бы сейчас поехала. Только вот свой уклад у них — всюду дорожки, чистота. А нам и сапоги не каждый раз есть силы снять.

— А вы поселитесь во времянке, там у них в обуви ходят.

— Спасибо за приглашение, детка. Добрая у тебя душа, — улыбнулась пустым ртом бабушка Глаша.

Сели за стол.

— Почему хлеб в детдоме вкусней? — удивилась я.

— В деревню везут, что похуже, — объяснил дядя Коля.

— Почему?

— Так издавна повелось: в город — все лучшее, а нам, что останется. Бывает, и ничего не остается. Тогда люди едут в город за гречкой, подсолнечным маслом, макаронами.

— Сами все выращиваете, а потом это же в городе покупаете? Смешно.

— Грустно, — пробурчал дедушка.

— А что ты больше любишь, конфеты или колбасу? — спросил меня Петя.

— Колбаса?.. А, помню, из мяса делают...

— Конечно. Из чего же еще? А скажи, — снова обратился ко мне Петя, — если тебе дадут тарелку конфет и тарелку мяса, что выберешь?

— Да кто ж мне целую тарелку конфет даст?

— Просто представь.

— Мясо возьму. А ты сам-то колбасу ел?

— Дядя Коля на праздники привозит. В магазине что угодно есть. Даже икра и крабы.

— А что это — «крабы»?

— Похожи на наших раков. Я не ел, от мамы слышал, что до войны папа приносил на Новый год, чтобы счастье весь год было, — вздохнул Петя.

— А ты когда-нибудь ел столько котлет, чтобы наесться и больше не хотелось?

— Нет. Мама поровну делит — по одной.

— И у нас в детдоме дают по одной. Когда вырасту и заработаю много денег, то куплю много мяса, сама от пуза наемся и накормлю всех своих друзей. А после могу и без него потерпеть.

Бабушка поставила яичницу-глазунью с нежным пахучим салом и пояснила для меня:

— Такое сало только у свиньи бывает. Колготы с ней много, зато вкусно. У хряка сало жесткое, вонючее. Мы их не держим.

— Хватит лясы точить. Роса сошла. Пора на сенокос, — заворчал дедушка.

— Деда, погоди минутку. Я — к соседям, молока и хлеба отнесу, — сказал Петя.

— Беги, да поживее... — разрешил дедушка.

Мы зашли в полутемную комнату. На железной кровати с закрытыми глазами лежал крупный, полный старик. По нему ползал мальчик лет трех и канючил:

— Папа-деда, вставай, есть хочу.

Петя поставил на стол кувшин с молоком, взял мелочь с тумбочки и, показав мне жестом «подожди», скрылся в дверях.

Дед, кряхтя, приподнялся на постели и, увидев меня, скрипучим голосом спросил:

— Ты чья?

— Я с Петей, — пробормотала я.

— А... — одобрительно протянул старик. — Налей Ванюшке молока.

Я осторожно наполнила кружку и поднесла малышу. Он все выпил и полез ко мне на руки. Я обрадовалась такому доверию и с разрешения деда понесла мальчугана во двор.

Тут прибежал Петя, и я спросила:

— А почему Ваня так смешно называет деда?

— Он ему вместо отца. А Светка, наша соседка, называет своего «мама-деда», потому что родители её целый день работают, да ещё вечером подрабатывают. Дед с ней и днем и ночью, — торопливо ответил Петя.