Надежда

Даратас лишь несколько раз в жизни слышал музыку эльфов, но сейчас, выйдя на широкий пурпур Царского пути, он был бесповоротно захвачен силой и наивной чистотой, звучащими в каждом звуке, в каждом вздохе, в каждом чувстве. Играющие во всех концах огни, размещённые на гигантских помостах по всем Золотым Ручьям, добавляли некой проникновенности, некоторой глубины. Маг знал, что это – лишь игра его внутренних мозговых процессов, но в те минуты ему было всё равно. Наслаждаться сутью невозможно. Наслаждаться тайной сути можно долго. Наслаждаться образами и иллюзиями сути – вечно.

В окружении бронированных мифрилом стражей будущий царь эльфийского племени медленно брёл по выложенному под ногами полотну. Стараясь сохранять прямую гордую осанку, Даратас был не в силах удержаться, чтобы не покрутить головой, будучи зачарованным происходящим. Конечно, и у людского племени есть талантливые музыканты, способные сотворить переполох в душах слушателей одним движением лёгких пальцев по струнам; есть и кудесники иллюминации. Но в подземных чертогах, на фоне огромных статуй Вождей, под покровительственным взором которых творилось действо, когда со всех сторон оживает воздух и искрится пыль, всё кажется немного иным.

Сначала маг не заметил, что происходило высоко над головой, но затем, резко подняв голову, узрел тысячи сменяющихся световых образов, повествующих о тех или иных событиях из истории эльфийского царства – от восшествия на Престол новых царей до великих сражений. Но это могло бы показаться в некотором роде избитым, если бы не один оригинальный факт. Проходя в окружении стражи по середине пурпурной дорожки, Даратас сначала не обратил внимания на то, что творились вблизи, по обоим бокам процессии. А там царила самая настоящая вакханалия плоти. На специально изготовленных выгнутых лежанках, под светом нежно-розовых магических огней, в ворохе пурпурных перин и одеял, сотни эльфов соединяли тела в актах самой откровенной любви. Глаза мага расширились от удивления, но он постарался не подать виду, сконцентрировав внимание на приближавшейся скульптуре Тиры, вокруг которой собралась официальная публика, но сладострастные стоны, доносящиеся более отчётливо после того, как маг сосредоточил на этом внимание, привлекали, и глаза порой безвольно отрывались от намеченной цели и принимались блуждать по развратным картинам. По сути, ничего нового, но по факту природа брала своё.

Ароматы, звуки, шикарные картинные позы. Для человеческого сознания официальные мероприятия исключали интимность, но для эльфов сие действо представляло настоящий акт счастья. Всеобщего счастья, открывающего все стороны сложной эльфийской души.

У освещённого множеством факелов монумента стояли всевозможные государственные чины, представленные, в основном, дряхлыми стариками, не сумевшими принять участие в прошедших сражениях, жреческие компании, сиявшие милыми мордашками. Вся братия стояла строго под стягами своих домов. Дружная процессия стала послушно расступаться перед движущейся охраной, пропуская кандидата на Престол. Даратас, внимательно вглядываясь в суровые лица придворных мужей, проследовал к каменному изваянию обольстительной Тиры, где не обнаружил никакого Престола в своём понимании. а лишь роскошное ложе на несколько персон, стоявшее на позолоченном помосте и увенчанное пурпурными одеялами. Сохраняя небольшую надежду, что главное действие не здесь, маг обернулся, внешнее выказывая полное спокойствие.

Он осторожно скользил взглядом по сомкнувшемуся ряду важных лиц, надеясь предугадать последующее развитие событий. Все они, разодетые в парадные искрящиеся наряды, безмолвно ждали, внимая звукам любовных утех у себя за спиной. Почти все хранили каменное выражение лица. Кроме Жриц. Эти маленькие проказницы так и стреляли глазками в сторону замершего Даратаса. Приглядевшись, маг различил множество пустых лож чуть левее от места церемонии. Неужто они – для занятых пока скучным долгом государственных мужей и жён?

Вдруг строй молчаливых эльфов заколыхался, и к Даратасу вышел Мильгард, облачённый в малиновый доспех с фиолетовым плащом, висящим за спиной. В руках он держал большую тяжёлую корону, искрившуюся дождём всевозможных огоньков и блёсток, и деревянный посох с огромной жемчужиной в роли набалдашника. Магу показалось, что посох символизировал некоторую часть мужского тела.

Подойдя к магу, эльф поглядел ему в глаза, заметив некоторое смущение, и еле заметно кивнув, развернулся к остальным, подняв над головой принесённые предметы.