Читаем Надежда полностью

Они шли по обе стороны от шагавших посреди мостовой солдат, а впереди по тротуарам двигались патрули охранения, останавливаясь на каждом перекрестке и стреляя в глубь улицы, прежде чем идти дальше.

Еще горели электрические фонари, и неоновые вывески светились ярче занимающейся зари. Негус вернулся к своим товарищам.

— Они нас наверняка заметили. Надо пойти в обход и напасть на них в другом месте.

Они побежали, не делая шума: почти все были в альпаргатах[20]. Засели в подъездах на улице, пересекающей Диагональ. Богатый квартал, красивые, просторные подъезды. Деревья на бульваре кишат птицами. Каждый видел на противоположной стороне улицы неподвижно застывшего товарища с револьвером в руке.

Мало-помалу пустынная улица стала наполняться размеренным топотом. Один анархист упал: в него выстрелили из окна. Из какого? Отряд был в пятидесяти метрах. Как хорошо должны были просматриваться двери подъездов из-за жалюзи с противоположной стороны! Застыв в парадных пустынной улицы, наполнявшейся топотом приближающихся солдат, анархисты ждали, что всех их сразят из окон, как мишени в ярмарочном тире.

Залп патруля. Пули пролетели стаей саранчи; патруль двинулся дальше. Как только отряд появился на перекрестке, из всех подъездов грянули револьверные выстрелы.

Анархисты стреляют неплохо.

— Вперед! — скомандовали офицеры; их целью была не эта улица, а центр города: всему свое время.

Из-за лепных украшений подъезда, в котором он укрывался, Негус видел только ноги солдат. Ни одного приклада: из винтовок стреляли на ходу. То и дело из-под шинелей мелькали штатские брюки: к военным присоединились члены фашистской партии.

Прошли патрули арьергарда, топот затих.

Негус собрал товарищей, все перешли на другую улицу, остановились. То, что они делали, было бесполезно. Настоящий бой, по-видимому, произойдет в центре, на площади Каталонии. Следовало бы напасть на солдат с тыла. Но как?

На первой же площади военные оставили небольшой отряд прикрытия. Так что, может, было бы рискованно… У отряда был ручной пулемет.

Пробежал рабочий с револьвером в руке.

— Вооружают народ!

— Наших тоже? — спросил Негус.

— Я тебе говорю: вооружают народ.

— И анархистов?

Рабочий не оглянулся.

Негус зашел в ближайшее кафе, позвонил в газету анархистов. Действительно, вооружали народ, но анархисты до сих пор получили всего лишь шестьдесят револьверов. «Уж лучше самому сходить за ними на корабли!»

В утренней тишине проревел заводской гудок. Как в обычные дни, когда не решаются судьбы страны. Как в дни, когда Негус и его товарищи, заслышав этот рев, торопливо шли вдоль бесконечных серых и желтых стен. Таким же ранним утром, при свете тех же еще не погашенных электрических фонарей, как будто подвешенных к трамвайным проводам. Второй гудок… десятый… двадцатый… сотый.

Вся группа застыла посреди мостовой. Ни одному из товарищей Негуса не приходилось слышать более пяти гудков разом. Как в былые времена города Испании, которым угрожал враг, содрогались от колокольного звона своих церквей, так теперь пролетариат Барселоны отвечал на залпы надрывным набатом заводских гудков.

— Пуч на площади Каталонии, — крикнул кто-то, бежавший к центру города; за ним бежали еще двое.

У этих были винтовки.

— Я думал, он еще в больнице, — сказал один из товарищей Негуса.

Рев гудков, слившись воедино, уже не напоминал печальный звук сирен уходящих в плавание пароходов; казалось, это снимается с якоря взбунтовавшаяся эскадра.

— Раздачей оружия займемся сами, — сказал Негус, поглядывая на свой отряд и на ручной пулемет.

Он злобно усмехался: между черными усами и бородой слегка выдавались зубы. Рев заводских гудков, то протяжный, то отрывистый, заполнял дома, улицы, воздух и весь залив, до самых гор.


Войска из казармы Парка, как и все остальные, направлялись к центру города.

Пуч в черном свитере с тремя сотнями бойцов, занимал площадь. Он был самым маленьким и самым коренастым из всех. Тут были не только анархисты: более ста человек получили винтовки из розданных правительством. Те, кто не умел стрелять, просили объяснить им, как обращаться с винтовкой.

— Неважно, чьи это винтовки, право собственности здесь ни при чем, — говорил Пуч, при всеобщем одобрении распределяя их среди лучших стрелков.

Солдаты надвигались по самому широкому проспекту. Пуч распределил своих людей по всем улицам на противоположной стороне площади.

Подошел Негус со своими товарищами и с ручным пулеметом, но только он умел с ним обращаться. Ничего не было слышно: ни ополченцев в альпаргатах, ни трамваев, ни даже топота солдат — они были еще далеко. После того, как умолкли гудки, над Барселоной нависла настороженная тишина.

Солдаты шли с винтовками наготове под огромными рекламными щитами гостиницы и парфюмерного магазина. «Реклама — это уже прошлое?» — думал Пуч. Анархисты вскинули винтовки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежный роман XX века

Равнодушные
Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разговоры, свидания, мысли…Перевод с итальянского Льва Вершинина.По книге снят фильм: Италия — Франция, 1964 г. Режиссер: Франческо Мазелли.В ролях: Клаудия Кардинале (Карла), Род Стайгер (Лео), Шелли Уинтерс (Лиза), Томас Милан (Майкл), Полетт Годдар (Марияграция).

Альберто Моравиа , Злата Михайловна Потапова , Константин Михайлович Станюкович

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне