Надежда Дурова

Некоторые исследователи (А. Сакс. Кавалерист-девица Штаб-ротмистр Александр Андреевич Александров (Надежда Андреевна Дурова). СПб., 1912. С. 4) указывают, что Дуровы владели в Сарапульском уезде деревней Вербовка. Но деревни с таким названием нет в «Ведомости о состоящих в Вятской губернии помещичьих крестьянах и дворовых людях», составленной в 1812 году[31]. В формулярном списке Дурова за 1786 год говорится о 12 крепостных крестьянах «мужска пола», принадлежавших ему в Путивльском уезде. В исповедных росписях Вознесенского собора за 1797 год перечислены по именам и фамилиям 12 дворовых людей (вместе с женами и детьми) городничего. В его формулярном списке за 1825 год указаны «мужска пола 10 душ в городе Сарапуле, написанных при доме». Все это означает, что Дуровы относились к беднейшему слою российского дворянства, представители которого были вынуждены служить, и только служба, военная или гражданская, давала им средства на жизнь.

Таким образом, перед Анастасией Ивановной (Надеждой Ивановной?) Дуровой как хозяйкой дома стояла непростая задача. Нужно было вести хозяйство очень расчетливо, чтобы хватило денег и на содержание семьи и дворовых людей, и на представительские расходы по должности ее мужа, и на образование детей. Например, градоначальник должен был иметь собственный выезд (коляска с парой лошадей), а самая простая повозка без рессор стоила около 150 рублей, одна упряжная лошадь средних породистых достоинств – 25–35 рублей, седло со всеми принадлежностями -10-15 рублей. Чиновникам полагалась форменная одежда из сукна, а аршин тонкого (офицерского) сукна российского производства стоил от 4 до 6 рублей, английского – от 10 до 12 рублей. Парадные сапоги к форме (лакированные) – до 5 рублей за пару, готовая фирменная шинель – до 20 рублей.

Зато цены на продукты высоко не поднимались: в 1798 году за пуд (16 кг) пряников – 5 рублей 60 копеек, за пуд печеного хлеба – 40 копеек, за пуд говядины – от 1 рубля до 1 рубля 60 копеек, за пуд льняного масла – 4 рубля, за одну стерлядь длиной в 70 см -10 копеек, за пуд сена – 3 копейки[32]. Но едва ли Дуровы покупали много продуктов, ведь у них был свой сад, огород, скотный двор. Там могли работать их дворовые люди. Женская прислуга, как правило, занималась рукоделием. Девушки и женщины ткали простейшие ткани (например, холсты, которые шли на изготовление белья), шили, вязали, вышивали, плели кружева.

В сентябре 1790 года в Сарапуле открыли первое малое народное училище на два класса (25 учеников) с одним учителем. Это был Алексей Костров, получавший жалованье от казны 150 рублей в год ассигнациями или 43 рубля серебром[33]. Программа обучения примерно соответствовала нынешней программе начальной школы. Но девочек в училище не брали. Жители Сарапула, желавшие научить своих дочерей грамоте и счету, должны были приглашать учителя на дом для частных уроков. Цена такого урока не была высокой. Мещане и крестьяне учили детей, как тогда говорили, «на медные деньги», то есть платили за уроки монеты, отчеканенные из меди, достоинством от 5 до 50 копеек.

Дворянское образование было другим. К концу XVIII столетия в него уже входили такие предметы, как алгебра, геометрия и тригонометрия, история, география, два-три иностранных языка, рисование. В частности, в программе Сухопутного шляхетского корпуса в Санкт-Петербурге особое место занимали так называемые «шляхетские искусства»: верховая езда, фехтование и танцы. Женское дворянское образование имело свою специфику. Очень часто из него исключали точные науки, а упор делали на гуманитарные. Кроме того, девочек обязательно обучали разным видам рукоделия.

«Мой дядя не жалел денег на учителей, – пишет в своих мемуарах княгиня Екатерина Романовна Дашкова, урожденная графиня Воронцова (1743–1819), – и мы по своему времени получили превосходное образование: мы говорили на четырех языках, и в особенности владели отлично французским; хорошо танцевали, умели рисовать; некий статский советник преподавал нам итальянский язык, а когда мы изъявили желание брать уроки русского языка, с нами занимался Бехтеев, у нас были изысканные и любезные манеры, и потому немудрено было, что мы слыли за отлично воспитанных девиц…»[34]

Юность Екатерины Романовны пришлась на середину XVIII века. Семья Воронцовых была приближена к царскому двору, жила в столице, где возможность найти хороших учителей была гораздо выше, чем в провинции, и все это, безусловно, наложило отпечаток на ее воспитание и образование, которым она сама, однако, была недовольна: «Но что же было сделано для развития нашего ума и сердца? Ровным счетом ничего… только благодаря случайности – кори, которою я заболела, – мое воспитание было закончено надлежащим образом и сделало из меня ту женщину, которою я стала впоследствии… Когда глаза мои выздоровели, я отдалась чтению. Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескье, Вольтер и Бугало… Иногда я просиживала за чтением целые ночи напролет…»