Надежда гардемарина

Я решил не вмешиваться. Дереку не повезло, Таер, новый старший гардемарин, демонстрировал на нем свою власть. Я, как ни старался, не мог выкинуть этот инцидент из головы, да и не только этот, потому что сам совсем еще недавно был гардемарином. Встретившись на вахте с Алексом, я заметил в нем растерянность и озабоченность. И вдруг подумал о том, что с некоторых пор встречаюсь с ним только на вахте и за ужином, да и остальных гардемаринов вижу редко. Я надеялся что-то узнать у Алекса, но у него была наша флотская школа. Дела кубрика только в кубрике.

Во время синтеза делать почти нечего, навигационные проверки не нужны, данных на экранах нет, остается только наблюдать за системами жизнеобеспечения: рециркуляции, гидропоники, энергоснабжения. Размышляя над ситуацией в кубрике, я стал следить за появлением новых записей в журнале.

Дерек, Алекс и оба кадета быстро набирали штрафные баллы. У Алекса за три дня их накопилось семь, и еще два появилось у Дерека. У Паулы и Рики на двоих было шестнадцать.

В нарушение всех правил я отправился прямо к Филипу Таеру:

– В кубрике все в порядке, мистер Таер?

Он весело улыбнулся:

– Все хорошо, сэр. Я держу их в руках. – Выглядел он, как всегда, великолепно. Изящный, стройный и до того красивый, что даже страшно.

– Вы работаете с хорошими офицерами, мистер Таер.

– Да, сэр. Им только надо напоминать, кто главный, и мне это удается. – Его невинные голубые глаза смотрели на меня с затаенным вопросом. – Что-нибудь не так, сэр?

– Нет, ничего, – быстро ответил я, зная, что нарушил неписаные правила, командиру не положено вмешиваться в дела кубрика.

Когда я возвращался после ужина из столовой, меня остановила доктор Убуру.

– Вам известно, – спросила она, – что на этой неделе ко мне обращалась Паула Трэдвел?

– Нет.

– Так я и думала. – Она помолчала, пока мы поднимались по лестнице.

– А в чем дело, доктор? Вы можете ответить, не нарушая правил вашей этики?

– У нее была истерика. – Убуру посмотрела мне в глаза.

– О Господи. – Я ждал продолжения, но Убуру молчала.

– Что послужило причиной?

– Я поклялась не говорить вам, – ответила она. – Прежде чем пациентка мне все рассказала. Я судорожно вцепился в перила:

– А если я прикажу?

– Я не подчинюсь, – спокойно ответила она и улыбнулась. От улыбки ее темное лицо потеплело. – Я не хочу лишних проблем, командир. Просто поставила вас в известность.

– Спасибо. – Я пошел к себе в каюту и лег на койку. Мне так не хватало визитов шефа. Он относился ко мне по-прежнему дружелюбно, старался помочь, но сохранял дистанцию.

Следующую вахту я дежурил с лейтенантом Кроссборном. Мы долго молчали, потом наконец он попытался завязать разговор. Я слушал его рассеянно – мысли были заняты другим, но, как только он заговорил о Шахтере, насторожился.

– Кто проявил себя лучше всех, когда бунтовщики прорвались на борт?

– Мистер Вышинский. Он был просто незаменим, и Вакс Хольцер, – ответил я досадуя. Надо же! Привязался.

Следующий вопрос вернул меня к реальности.

– А что заставило вас пустить на корабль десяток людей, одетых в скафандры? Я язвительно бросил:

– Это допрос, лейтенант?

– Вовсе нет. Но случай просто из ряда вон. Я веду дневник и записываю туда все важные события. Если вы настаиваете, могу переменить тему.

– Не надо. Сожалею, но я допустил ошибку, пустив их на корабль.

Моя откровенность, казалось, обрадовала его.

– Должно быть, это был ужасный день.

– Да.

– Я веду записи каждый вечер, – сказал он доверительно. – Излагаю в дневнике свои чувства и мысли.

– Для вас это, видимо, отдушина, – сказал я с отвращением.

– Написано неплохо, но никто не читал, только мой дядя.

– Он литературный критик? – спросил я из вежливости.

– Нет, но сведущ в делах флота. Возможно, вы о нем слышали? Адмирал Брентли.

Еще бы не слышать. Адмирал Брентли возглавлял Оперативное командование флота в Лунаполисе, а этот Кроссборн был его ушами! Сердце у меня упало.

– А записи о Шахтере вы уже сделали, лейтенант?

– О да, – скромно ответил он. – Все это так трагично. Уверен, дядя прочтет с интересом.

Я замолчал, кипя от возмущения. Потом пожал плечами. В Адмиралтействе и без дневника мистера Кроссборна знали, что я натворил.

Но через три недели я понял, что необходимо действовать. Мистер Кроссборн оставил в покое Шахтера и стал расспрашивать о казни матросов Таука и Рогова. В то же время мои гардемарины и кадеты окончательно пали духом. Алекс буквально кипел от ярости. Со мной держался вежливо, а с другими то и дело срывался. Дерек выглядел подавленным и усталым.

– Ко мне дважды являлся мистер Тамаров, – сообщил лейтенант Шантир. – Я не проявлял особого усердия, но отпустить его просто так, разумеется, не мог. – Все это значилось в журнале, который я регулярно просматривал. Я также стал навещать спортзал и понял, почему так редко встречаю гардемаринов и кадетов, – почти все время они отрабатывали штрафные баллы.

В полной растерянности я доверился Макэндрюсу, рискнув проявить свою неопытность, но он и так знал мне цену.