Надежда гардемарина

– Допускаю, мистер Рогов, что о военном трибунале вы не думали. Но хорошо знали, кого бьете. И в данном случае состояние аффекта не основание для помилования.

– Командир, прошу вас, умоляю сохранить мне жизнь.

– Прекратите, пожалуйста, – Моя власть сейчас тяготила меня.

– Взгляните на меня! – Он опустился на колени. – Пожалуйста, сэр. Умоляю вас! Не убивайте меня! Сохраните мне жизнь, дайте еще один шанс!

Я поднялся, весь мокрый от пота:

– Часовой!

– Сэр, я не преступник! – Он склонился в унизительной позе, опустив ладони на палубу. – Пожалуйста, сохраните мне жизнь! Пожалуйста!

Я не выбежал из камеры, вышел. И из дежурки тоже. Но когда дошел до поворота, бросился бежать, будто за мной гнались черти. Я взлетел по лестнице вверх мимо второго уровня на офицерскую половину, миновал капитанский мостик и примчался в свою каюту. Нащупав люк, захлопнул его за собой, едва добежал до туалета и спустил в унитаз весь свой непереваренный обед. Меня трясло от страха и отвращения. Наконец я обнаружил, что стою на четвереньках на полу, и заплакал.

Я, как отшельник, засел в каюте и никуда не выходил за исключением редких и коротких вылазок на капитанский мостик, приказав главному инженеру вычеркнуть мое имя из списка дежурств. Со мной боялись заговорить, такой у меня был вид. Еду мне носили в каюту, даже ужинать я не выходил. Я лгал себе, что болен, что у меня жар. И лежал в койке, воображая, будто нахожусь в отцовском доме, в полной безопасности.

На вторую ночь моего отшельничества мне приснилось, будто отец ведет меня в Академию, а я едва тащу тяжеленный чемодан. И как это бывает во сне, хочу что-то сказать отцу, но не могу. Он идет рядом, как всегда мрачный, неразговорчивый. Но он здесь, со мной. Он любит меня!

Я перекладываю чемодан в другую руку, чтобы взять отца за руку. Но он обходит меня и теперь идет с другой стороны. Я опять перекладываю чемодан из руки в руку, а он опять переходит на другую сторону. Я готовлю прощальные слова, без конца повторяющих, а ворота все ближе и ближе.

И вот мы уже на широкой площадке перед воротами. У ворот – караульные. Я поворачиваюсь, чтобы сказать «до свидания». Отец кладет мне руки на плечи, поворачивает к воротам, легонько подталкивает.

Ошеломленный, вхожу я в ворота, такое ощущение, будто вокруг шеи сомкнулось железное кольцо. Я оборачиваюсь и вижу, как отец удаляется, даже ни разу не взглянув на меня. Я машу ему рукой, но он идет дальше и в конце концов исчезает из виду. А тяжелое кольцо все теснее сжимает шею.

Я проснулся. Меня била дрожь. Но постепенно дыхание успокоилось. От рубашки исходил кислый запах пота. Я разделся, доплелся до душа и долго стоял там не двигаясь под струями горячей воды.

Потом лег и спокойно уснул. Утром я позавтракал и вышел из каюты. Мое отшельничество закончилось.

14

– Простите, сэр, у меня вопрос, – раздался в тишине голос Вакса.

– В чем дело, Вакс? – Мы были на вахте, и я старался ни о чем не думать, но не получалось.

– Мистер Кэрр просил показать ему строевые упражнения, которые нам давали в Академии, и, прежде чем согласиться, я решил получить у вас разрешение.

Причин отказывать не было.

– На ваше усмотрение, Вакс, не возражаю. Собираетесь стать сержантом по строевой подготовке? – Я улыбнулся.

– Нет, сэр. Думаю упражняться вместе с ним.

Я сам должен был догадаться об этом.

Время шло, а я так и не решил, что делать с осужденными.

На следующий день попросила о встрече Йоринда Винсент. Я согласился. Разговаривать с ней на мостике или у себя в каюте мне не хотелось, и мы встретились в комнате отдыха для пассажиров.

– Я к вам по поручению Совета пассажиров, – сказала она холодно. – Хотелось бы знать, что будет с кораблем, точнее, с экипажем, когда мы прибудем на Надежду.

– Вас интересует, насколько я понимаю, будет ли на «Гибернии» новый командир?

– Да, и остальные офицеры.

– Большая часть пассажиров высадится на Надежде, мадам Винсент. Почему вас это заботит?

– Некоторые летят до Окраинной колонии, командир Сифорт. Им придется изменить планы. – Она дала мне понять, что пассажиры покинут корабль, если командиром останусь я. Что же, я вполне разделяю их мнение.

– «Гиберния» подчиняется приказам Адмиралтейства, полученным в Лунаполисе, – попытался я объяснить ситуацию. – А согласно этим приказам я обязан был принять на себя управление кораблем. На Надежде есть представитель Адмиралтейства – адмирал Йохансон. Он освободит меня от командования, назначит другого командира и направит на корабль новых лейтенантов.

– А на Надежде есть опытные офицеры?

– Во всяком случае, более опытные, чем я, мадам Винсент. И даже если их нет, адмирал, как мой непосредственный начальник, назначит на мое место другого командира по собственному выбору. Так что «Гиберния» будет в хороших руках.

Мой ответ ее не удовлетворил, и она сказала:

– Вряд ли опытные офицеры сидят на Надежде без дела, дожидаясь какого-нибудь назначения. У адмирала может не оказаться нужного количества лейтенантов. Что тогда?