Надежда гардемарина

— Ему надо еще немного привыкнуть, Вакс.

Вакс удивил меня своим ответом.

— Я знаю. Он чувствительный, застенчивый, а я здорово насел на него. Он выполняет все беспрекословно. Даже… Ну, в общем, держится неплохо. Я только не уверен, что это полная отдача.

— Продолжай в таком же духе еще день-другой. Потом я с ним поговорю. Мы возьмем его на понт.

Вакс не понял.

— Ну, схитрим, но так, чтобы он ничего не заметил. Как дворняга, к которой подкрадываются сзади.

— Есть, сэр. — Вакс не очень-то хорошо разбирался в старом сленге.

Через два дня после этого разговора я заступил на вахту вместе с Алексом. Он то и дело клевал носом. Под глазами у него были круги.

— Что, всю ночь веселились?

— Нет, сэр, — быстро ответил Алекс. — Просто я плохо спал.

Я немного поразмыслил. Что, черт возьми, происходит? Я должен, просто обязан знать.

— Расскажите, в чем дело, — попросил я спокойно. Он внимательно посмотрел на меня и начал:

— Мистер Хольцер полночи заставлял учить устав Рики и Дерека. То одного, то другого.

Это издевательство уже вошло в традицию. Кадета, в одних трусах, ставили на стул посреди кубрика и заставляли наизусть читать устав, в то время как старший гардемарин делал любые, самые обидные замечания. Он даже мог потребовать, чтобы кадет стоял без трусов.

В тот же день я отправился в кубрик. И еще в коридоре услышал голос Вакса Хольцера.

— Выпрями спину, болван! Спину! А не… Там у тебя порядок. Колом стоит. Сам ночью видел. А теперь кругом! Кругом! Вольно. — Последовала пауза. — Ну что с тобой делать, дурья башка? Ни хрена не помнишь. Говори не говори — все без толку. Два штрафных. Давай сначала. Смирно! — Реплики те же! Я постучал.

Вакс открыл люк и стал по стойке «смирно»

— Ну, ты даешь! Как всегда! — Я вошел. — Тебя из машинного отделения слышно. Что тут у вас?

Дерек, весь бледный, стоял, вытянувшись у переборки.

— Учу кадета основным строевым приемам, сэр, — взволнованно доложил Вакс. — Самых простых команд запомнить не может. Умственно отсталый, что ли?

Дерек дернулся и снова застыл, глотая слезы.

— Хватит, мистер Хольцер.

— Но, сэр…

— Хватит! Кадет, следуйте за мной. — Я направился в коридор. Дерек за мной. Я отвел его в пустовавшую каюту лейтенанта Дагалоу, возле капитанского мостика, и захлопнул люк.

— Вольно, мистер Кэрр, — Дерек в изнеможении прислонился к стенке. Момент был самый подходящий.

— Ну, что, Дерек, совсем худо? — мягко спросил я. Он отвернулся и всхлипнул:

— О Господи, знали бы вы! Я старался, я так старался! — Он не мог унять дрожь.

Я сжал его плечо. Тут он не выдержал и разрыдался.

— Откуда в нем столько грубости, мистер Сифорт? Столько жестокости? — всхлипывая, прошептал он. После паузы я спросил:

— Почему это вас удивляет?

Он, недоумевая, поднял глаза.

— Грубость существовала всегда, Дерек. Просто она по-разному проявлялась. В восемнадцатом веке на британском военно-морском флоте матросов забивали до смерти. В двадцатом — провинившиеся получали двадцать тысяч вольт. В последнее время пентекостальских еретиков истязают под общие аплодисменты. Жестокость существовала везде, во все времена. И Военно-Космические Силы не исключение.

— Но… — Губы его дрожали. — Например, вы или Алекс…

— Мы тоже часть системы. И тоже испытали на себе жестокость. Думаете, вам досталось больше других?

— Разве нет?

— Нет. Однажды, в бытность мою кадетом, гардемарины почистили мне зубы мылом. А моему соседу по койке поставили клизму. Он им не нравился. Может быть, Вакс сделал с вами то же самое?

— О Господи, нет!

— В Академии, пока я учился, меня несколько раз пороли, а лейтенант Казенс выпорол меня уже здесь, на борту «Гибернии». Не знаю, как в Академии, однако здесь я этого точно не заслужил. Но, как видите, я все еще жив.

— А как насчет справедливости? Благопристойности? Человечности, наконец?

— А что, если бы вы оказались гардемарином на борту «Селестины» и только абсолютное, непререкаемое подчинение приказам могло спасти корабль?

Он испуганно умолк.

— Жестокость присуща человечеству, — продолжал я. — Бывают командиры с садистскими наклонностями. И ничего не поделаешь, приходится терпеть. — Я помолчал и, убедившись, что он внимательно слушает, сказал: — Дерек, когда-нибудь вы будете командовать матросами. И чтобы приказывать им, вы сами должны уметь подчиняться приказам.

— Я никогда не буду командовать, — с горечью произнес он. — Посмотрите на меня!

— Вы будете командовать. Терпите, подчиняйтесь приказам мистера Хольцера. Это все, что от вас требуется.

— Я подчиняюсь. А он еще больше ожесточается. Такое творит… Я не могу вынести! Лучше уволиться. — В глазах его снова блеснули слезы.

— Вы не можете уволиться! — рассердился я. — Вы дали присягу. Я предупреждал вас.

— Тогда… посадите меня на гауптвахту за неподчинение или еще за что-нибудь. Я больше не могу!

Я положил руки ему на плечи:

— Дерек Кэрр, вот увидите, все будет хорошо. Только постарайтесь. Очень постарайтесь. Отдайте всего себя, как говорили в Академии, и я сделаю вас гардемарином.

Он долго смотрел мне в глаза. Потом неохотно кивнул: