Надежда и отчаяние

Я очнулся, когда понял, что скурено уже больше половины сигареты. Вынимаю ее изо рта и смотрю на тлеющий огонек умирающего табачного изделия, затем тушу его. С трудом поднявшись, не чувствуя от холода рук, я иду обратно в свою квартирку. Там я взглянул на часы; полночь. Спать осталось примерно часов шесть, быть может и пять. Потому, скинув все лишнее, я рухнул в кровать.

Через полчаса я стал ощущать приход долгожданного сна. Мысли все более путаются, сознание куда-то проваливается.

Глава третья

Этой ночью мне снился сон. Сон об одном из лучших моих друзей. Как правило, таких людей бывает всего лишь два-три человека в жизни каждого.

Мы общались с Димой еще с самого раннего детства по причине знакомства наших матерей. Само собой разумеется, что в те годы мы не осознавали в полной мере того, что дружим. Скорее это было вынужденное знакомство. Тем не менее мы нормально общались и практически не конфликтовали, играли и бегали по коридорам наших квартирок вместе. По-настоящему мы сошлись в школе, оказавшись по велению судьбы в одном классе. В младших классах это все те же игры, совместное выполнение или списывание каких-нибудь уроков. В старших – сближение настоящее, идеологическое. Дима не только сходился со мной во многих вопросах, но и словно являлся моим собственным отражением. В те времена я испытывал сильнейшую грусть и печаль, но вместе с тем как ни странно и надежду. Вместе с тем и понимание что я не одинок в своих чувствах.

Однажды ночью, когда мы с ним курили на улице, он сказал мне с невеселой усмешкой: «Забавно. Мама говорила мне, что я могу стать кем угодно, но я стал ничтожеством». Через год, прямо в Димкин день рождения, скончался его отец. «День рождения – очень грустный праздник, Максим», – сказал он мне через пару месяцев. Мать его, женщина скромная и добрая, начала неистово пить и умерла через год от удара. Я поддерживал друга как мог, но с каждым днем с ужасом осознавал, что он перегорает. Повалились болезни, бедность, перебор с успокоительным. «Знаешь, Макс, когда я думаю о том, что будет завтра, я ничего не могу представить. Я вовсе ничего не вижу, – говорил он. – Я потерял цели в жизни. Надеюсь, у тебя с этим дела обстоят лучше», – он горько улыбнулся. У меня была всего одна цель: не дать ему умереть. Я очень боялся за его жизнь. Он был единственным человеком, который понимал меня. Очень грустно, когда есть человек, которому во сто крат хуже, чем тебе. Особенно, если этот человек твой близкий.

Но вот ему стало лучше, он буквально начал расцветать, а вместе с ним начал радоваться и я. Красивая одежда, вкусный парфюм, прическа, улыбка, бросил курить – он буквально превратился в другого человека. Но вот уже другая картина: он сидит в старом тканевом кресле напротив меня, глаза его уткнулись в пол. Боже, сколько же тоски в этом взгляде, сколько невидимых слез! Я никогда его не забуду.

– Я ее люблю, как безумный, все время о ней только и думаю, – говорит он печальным голосом.

– Так признайся же ей!

Он поднял свой взгляд на меня. И до того мне стало не по себе от вида друга, что я попытался даже спрятать глаза.

– Она знает… Но она любит другого… Я лишь всякий раз сгораю огнем, когда каждый день стою до ночи у ее дома и вижу, как она обнимается со своим… парнем.

У меня по телу шла дрожь, а в горле стоял ком. Ужасно, когда не понимаешь, что делать, когда не понимаешь, как утешить своего друга. В любом случае что не скажи – все будет бессмысленно в таком состоянии. Слова, слова, о Боже, насколько же они бессмысленны и никчемны, когда дело доходит до такого! Как же я их ненавижу за то, что они не способны выразить всю поддержку и все волнение, от которого разрывается сердце.

После этого дня он вновь начал увядать.

И вдруг в свой девятнадцатый день рождения он устроил настоящий праздник. Пригласил кучу знакомых, много говорил, улыбался, не жалел последних копеек. Я ощутил наконец радость, думал, что все обошлось… но нет. На следующий день Дима покончил с собой, повесившись.

Я стою в темной комнате, ошарашенно смотря на труп. Слезы жгут глаза, в горле комом теснится крик, но тут уж кричи, не кричи, – все одно. Я стою у могилки рядом с деревом и смотрю на крест. Друг… Наверное, я умер здесь, но неизвестно, когда попаду в могилу. Может быть, сейчас? Я перекатываю в ладони несколько таблеток разом. Я знаю, к чему это может привести, но мне уже наплевать.

Я стою у могилки рядом с деревом и смотрю на крест. Друг… Наверное, я умер здесь, но неизвестно, когда попаду в могилу. Может быть, сейчас? Я перекатываю в ладони несколько таблеток разом. Я знаю, к чему это может привести, но мне уже наплевать.