Надежда и Вера

     Скорость, музыка, тепло, таблеточка… И в таком состоянии она на полной скорости наезжает на радостных детишек. Кто всмятку, кто на обочину, лужи крови, истошные крики. А тут журналисты: со своими камерами, микрофонами, фотоаппаратами. Они тоже были на открытии кафе, снимали, записывали, а теперь отказались неподалеку. Случайно оказались, разумеется. И так же случайно все увидели. Сразу туда – все успеть снять, мельчайшие детали этой жуткой трагедии: мертвые тельца, разбрызганная кровь, обезумевшие глазки… И, конечно же, снять главную виновницу того, что произошло. Подбегают – а за рулем одна из дочерей кандидата в мэры Павла Смагина: абсолютно невменяемая, то ли пьяная, то ли еще что. Потом экспертиза докажет, что она находилась под действием той самой таблеточки: просто ее действие началось не там, где она веселилась с друзьями, а уже в машине, когда села за руль. Как села, как давила на педаль газа, как могла не заметить идущих через дорогу детишек – ничего не помнит. Вот что значит не слушать старших и принимать наркотики! И папа этой милой девушки-убийцы хочет стать мэром нашего города? Да ни за что! Пресса такой вой поднимает, что бедному Смагину никто не позавидует. Каждый день городские новости начинаются с этой горячей темы, общественность бурлит, возмущению нет предела, массовые митинги с требованием наказать преступницу. Телевидение показывает похороны погибших и скончавшихся в больнице детишек, слезы родителей – и снова жуткие кадры на месте катастрофы, а потом – счастливая, самодовольная улыбка Павла Степановича. Тут Смагину не помогут ни его связи, ни его миллионы: все отвернулись от него. Ему капут. Крышка ему!

     – Однако, Илюша, жестокий ты парень, – Лубянский вытер выступившую испарину на лысине и затылке. – Не только большой выдумщик, но и очень жестокий. Признаюсь, не ожидал. Даже предположить не мог, что ты… мне… вот так...

     – Максим Петрович, я просто немного пофантазировал, – Гусман возвратился на свое место и сел за стол. – Я ведь еще ничего не предложил, а изложил один из возможных вариантов, который обеспечит вам стопроцентную победу на выборах. Но раз вы такой эмоциональный, впечатлительный, ранимый, то, думаю, вам лучше подобрать себе более профессиональную команду. Рад был сотрудничать с вами, Максим Петрович. Для меня лично это большая честь. И считайте, что я вам ничего не говорил.

     – Погоди, погоди, – Лубянский подошел к Илье и положил ему руки на плечи, удерживая за столом. – Ты, паренек, не только башковитый и все такое прочее, но и обидчивый. А сам только что учил эмоции свои сдерживать. Ты изложил, мы послушали. Вот и славно. Я себе это все представил – и жутко на душе стало. Представляю, что будет со Смагиным. Теперь надо подумать, насколько все это осуществимо.

     – Осуществимо, – ответил Илья, открывая свою папку с бумагами. – Мы продумали все детали, до мелочей. Детское кафе скоро действительно планируют открыть, все будет происходить вечером, пригласят много детишек из соседнего интерната, там живут в основном сироты. Так что, Максим Петрович, совесть ваша может быть спокойной: плакать за детишками, кто попадет в ту мясорубку на дороге, особо будет некому. Но мы выбьем слезу из электората. У нас уже есть журналисты, готовые освещать эту тему, они ждут команды. Лишних свидетелей рядом не будет, мы тоже об этом позаботимся. Только дети, машина, трупы, кровь и журналисты. Скорая помощь, врачи, милиция тоже будут, но лишь после того, как мы сделаем свое дело, все зафиксируем, чтобы ни у кого не возникло ни малейших подозрений на фальсификацию или провокацию, даже у самого Смагина с его верным псом Владом Чуваловым.

     – Кстати, а что это за личность? Вам что-нибудь о нем известно, кроме того, что он является его главным помощником и референтом? Кто этот узкоглазый «друг степей»? Откуда у Смагина к нему такое безграничное доверие?

     – Это, скорее, друг снегов, а не степей. Он уроженец северных племен, личность действительно загадочная. Чувалов для Смагина даже больше, чем сын: это неотъемлемая часть самого Смагина. Нам пока не удалось установить, что именно их связало, ведь Смагин взял его под свое покровительство еще с того времени, как этот маленький тунгус переселился из своей юрты в интернат, а уже оттуда – в дом Смагина. Да и не столь уж важно, кто он и откуда. После того, что произойдет, Смагину бессилен будет помочь Сам Господь Бог, а Чувалову останется только одно: паковать чемодан – и ближайшим авиарейсом назад в тундру, к своим соплеменникам. Служить такому хозяину не захочет не то что ни один уважающий себя человек, но даже ни один чурка, ни одна дворовая собака.

     – Согласен. После такой истории не только голова с плеч полетит, а все: бизнес, доверие, компаньоны, авторитет, власть. Полетит мгновенно и навеки вечные. Свою репутацию он уже никогда не восстановит.