Надежда мира (СИ)

Лютня стоила такие деньги, что Женя икнула. Второй раз она икнула, когда непрактичный Риэль начал торговаться и сбавил цену почти на четверть. Он всегда безропотно платил за одежду или еду, мотивируя тем, что не знает, сколько на самом деле стоит вырастить зерно, испечь хлеб или сшить рубашку, зато он точно знал, сколько можно платить за музыкальные инструменты. В итоге довольны были и оба менестреля, и продавец, а совершенно измученную Женю в благодарность за ее безропотность накормили замечательным десертом, посмеиваясь и беззлобно пошучивая. Это был лучший день ее жизни на Гатае.

В комнате они располагались долго, ругаясь и переходя на личности, сопровождая выяснения отношений смехом. Симур собирался было лечь на полу, но ему запретили под предлогом возраста, ревматизма и прочих старческих болезней. Потом на полу собрался лечь Риэль, и тут начала возражать Женя. О ней речь и вовсе не шла, и в конце концов Женя решительно резюмировала:

– Мы с тобой в одной постели уже спали, а вот Симуру явно этого не захочется. – Риэль хмыкнул, а Симур немедленно предложил Жене лечь с ним в одну постель, и вот тогда… – Значит, эта – наша, а эта, поуже, твоя, Симур.

На следующее утро Риэль отправился по каким-то делам, велев Симуру присматривать за Женей. Они провели чудный день, полный осмотра достопримечательностей, знакомств с разными людьми. Милая застенчивая и сдержанная ученица Риэля все больше помалкивала и скромно опускала глазки, как и подобало в ее положении, а Симур резко осаживал тех, кто рвался познакомиться с ней поближе. Нравы в этой среде были… в общем, шоу-бизнес и есть шоу-бизнес, и благодарение богу, что среди этой раскованной толпы есть такие, как Симур.

Они много разговаривали, а так как общая тема у них, по сути, была одна, то они много разговаривали о Риэле.

– Ты ведь его любишь, – утвердительно сказала Женя.

– Люблю, – согласился патриарх. – Хотел бы такого сына. Мне жаль, то ты не знала его прежде. До того, как они с Матисом расстались. Какой он тогда был… Само обаяние, естественность, доброта… Не спорь со мной, девочка, он, конечно, и сейчас обаятелен, и прикидываться не любит, и парень добрый. Только гложет его что-то. Нехорошо они с Матисом расстались. Уж не знаю, что там произошло, но плохо. Матис обошелся с ним… в общем, скверно. Не думаю, что Риэль заслужил такую резкость. И он сломался. Сейчас он хоть отошел немного, а первый год было что-то страшное. Он был так подавлен, его тогдашние баллады мало кто поет – тяжело очень. Он ведь талантливый поэт, что редкость среди нашего брата. Как правило, нам дано писать музыку, а вот со стихами… не очень. Риэлю отвешено полной мерой: голос, обаяние, привлекательная внешность, музыкальность, поэтический дар… Они с Матисом были лучшим дуэтом не только в Комрайне. Они побеждали на всехсостязаниях, в которых решали поучаствовать. Они пели только свои песни, и я думаю, что это были песни только Риэля. Какие песни он писал, когда был счастлив… Они так любили друг друга, что даже самые ярые ненавистники мужеложства понимали, что дело тут не в постели. Чего только не рассказывали о их разрыве! И что Матис нашел кого-то другого, и что Риэль ему изменил, и что Риэль лег с кем-то за деньги, а Матис ему этого не простил.

– Ты знал Матиса?

– Конечно. Матис и познакомил меня с Риэлем. Сказал, что никто лучше него не поет «Темнолесье».

– И что стало с Матисом?

– Умер. Через несколько месяцев после того, как они расстались. У него костегрыз был, у бедняги. Я вот даже думаю, что он так плохо обошелся с Риэлем, чтобы тот не видел его смерти. От костегрыза умирают плохо. Я и не знаю, выдержал бы это Риэль или нет. Ну-ну, не надо плакать.

– Я не буду. Можно я тебя спрошу… Как ты ходишь по дорогам? Ведь ты немолод уже.

– Я стар, милая. Я самый старый из поющих менестрелей. Шестьдесят пять лет – не шутка. Поэтому я не хожу, а пользуюсь дилижансом. Ночевки на земле тоже уже не для меня. Но останавливаться не хочу. Пока могу – пою. Хотя голос уже не тот, конечно. Не хуже, чем у Гартуса был. Диапазон не такой, зато богатство звучания, тембр… Есть что вспомнить.

– А что случается с менестрелями, когда они уже не могут петь?

– Гильдия выплачивает пособие. Не бог весть что, но среди нас не бывает богатых и балованных, мы привычны к скромной жизни, потребности у нас невелики. А в Комрайне есть даже такой дом для старых или больных менестрелей. Там я, наверное, и буду доживать. Навестишь?

– Обязательно, – клятвенно пообещала Женя, обнимая старика. Вот это называется необъяснимой симпатией.

А следующий день, последний перед началом состязаний, получилось наоборот: Симур встретил каких-то старых друзей и отправился отмечать встречу, а Женя провела время с Риэлем. Они и порепетировали, и первый урок игры на лютне был дан, и говорили много, в том числе и о Симуре.

– Он добрый, – нежно сказала Женя. Риэль удивился:

– Симур? Нет. Он не добрый. Я его очень люблю, но добрый… нет, Женя. Он очень жесткий…В общем, он бы прошел мимо плачущей девушки.