– Разговор предстоит, в общем, довольно долгий, поэтому я не стану вдаваться сейчас в подробности. Потом расспросишь сама. Я по-вашему сыщик. Частный детектив, если так можно выразиться. У нас это называется искатель. Без ложной скромности скажу, из лучших искателей в «Стреле», а «Стрела» – из лучших организаций в своем направлении. Полтора года назад к нам обратились члены… вот как это перевести на русский, я не знаю. Религиозной организацией не назовешь, орденом тоже, но терминологически ближе именно орден. О нем – позже. Они поручили нам найти некую особу, обладающую определенными приметами. Гатаю мы перерыли за полгода, искомого не нашли, и начальство решило использовать порталы. Земля подходила для поиска как нельзя больше.
– Ну да, – не баз сарказма согласилась Женя, – каких-то жалких шесть с половиной миллиардов…
– Существенно меньше, – улыбнулся Вик. Тарвик. Этого мужчины она не знала. – Миллиард индийцев можно отбросить, полтора миллиарда китайцев тоже, поиск в Африке нерационален, как, впрочем, и в Латинской Америке. Я начал с США и Канады, потом проехался по Северной Европе, потом по Восточной, потом добрался до России. Догадалась? Волосы цвета осенней смерти – не пугайся, это цветок в народе так называется, глаза цвета древнего меда – это вообще-то янтарь, почему мед, а не смола, не знаю, высока, безупречно сложена, неброско красива.
– Очень емкие приметы, – одобрила Женя, – особенно после посещения парикмахерской. Что, так и бродил по улицам в поисках рыжих особ повышенной стройности?
– В том числе и бродил, но чаще рылся в базах данных, – засмеялся Тарвик, – но в России и с базами данным проблема, так что да, бродил. А примета очень емкая – осенняя смерть. Ты много встречала женщин с таким цветом волос? Вот и я не встречал. Я натренирован, Женя. Могу сидеть на крыше с биноклем и смотреть на толпу, даже не фокусируя взгляд, но обязательно замечу то, на что настроился.
– А потом, словно Бэтмен расправишь крылья и спланируешь с крыши.
– Нет, как Бэтмен, я не умею. Случалось, что я не мог найти замеченную с крыши рыжую головку. Редко, но случалось. Чаще находил. Я умею
– На что?
– Они называют это Джен Сандиния. Некий символ. Легендарный персонаж. Ничего общего с реальностью не имеющий.
– Они что, психи?
– А ты как думаешь? – захохотал Тарвик. – Конечно, как всякие полурелигиозные фанатики. Станут нормальные люди швырять дикие деньги на поиски какого-то символа? Случилось у них, видишь ли, то ли пророчество, то ли прозрение, решили они, что настало время прихода Джен Сандиния, которая непременно изменит мир, и явились они в «Стрелу». Вот вкратце и все. Я тебя нашел.
Лучше бы рассказ его был подлиннее, но Женя и так сумела справиться с собой. Он
– А ты не находишь это глупым, Тарвик? Сунете вы этому ордену меня, я ни слова на вашем языке не знаю, не знаю ничего об этом мире, а они рты раззявят и поверят?
– Обижаешь. Язык ты знать будешь, знаю же я русский, да так, что ты и не заподозрила ничего. Да и информацию о мире получишь.
– И расскажу им о том, где родилась.
– Ну и что? Поверят они тебе, как же. Они
– А называется это «люблю», да?
Он склонил голову к правому плечу.
– Знаешь, ты вправе мне не верить, и ты, разумеется, мне не поверишь. Но все, что я тебе говорил о нас и о том, что чувствую, правда. Я действительно тебя люблю, Женя. Только пятьдесят тысяч золотом я люблю больше.
Женя подавила порыв залепить ему пощечину. Без истерик. Спокойно. Истерики – в прошлом. В очень далеком прошлом.
– Это большие деньги, надо полагать?
– Колоссальные. И это только мой гонорар. Уж что будет иметь «Стрела», я не знаю, но немало, раз они решили задействовать и порталы, и искателя моего уровня, и технику записи… Тебе не придется долбить неправильные глаголы и заучивать исторические события в Комрайне. Тебе запишут знание всеобщего, он же, по счастливому совпадению, официальный язык Комрайна, а заодно и сознание какой-нибудь местной жительницы. Это, конечно, доставит тебе определенные неудобства, зато ты не сможешь убедить придурков, что пришла из другого мира. Пара тестов – и они уверятся, что ты просто хочешь их обмануть.
– Такое нормальное раздвоение личности… Замечательная любовь, верно, Тарвик?