Надежда мира

Пробовал он научить ее азам игры на виоле, но одолеть одиннадцать струн Жене оказалось не по силам, и он пообещал подобрать подходящий инструмент, хотя ты лютню, там восемь струн и гриф гораздо уже. Редко встречаются женщины, умеющие играть на виоле, потому что у мужчин руки больше. А Женя и не замечала этого. Длинные пальцы Риэля так легко скользили по струнам, что виола не казалась особенно массивной.

До Каренского замка они все-таки успели добраться вовремя, причем в последний переход Женя едва успевала за длинноногим Риэлем и совершенно выбилась из сил. Он оставил ее прямо у входа и почти бегом бросился к регистратору, чтобы внести свое имя в списки конкурсантов. Надо полагать, для отборочного тура. Потом его окружили знакомые, расспрашивали, он отвечал, поглядывая поверх их голов и ободряюще улыбаясь Жене. Она подумала-подумала, да оторвалась от стены и подошла.

– Моя спутница и ученица, – представил он. – Зовут Женя, и руки не распускать.

– Ты ли это, Риэль? – не без насмешки возгласил мужчина лет под сорок, которого бы Женя уж точно приняла за «голубого».

– Я – это я, а предостережение уж точно не к тебе относилось, – точно с той же интонацией ответил Риэль, и менестрели дружно и вовсе не мелодично захохотали.

Устроили их в крохотной и продуваемой всеми сквозняками комнатке на чердаке, но не из неуважения, других просто не оставалось. Каренское состязание было весьма популярно, менестрелей собралось не меньше сотни, и те, что поумнее, просто поставили палатки вокруг замка. Сам замок был сказочно красив и снаружи, и изнутри, и Женя заподозрила, что именно потому Риэль предпочел эту клетушку. Правда, входя в апартаменты, он ежился, а Жене велел кутаться в платок: еще не хватало голос подсадить.

– И не бойся, в самом состязании тебе выступать не придется, – успокоил он, – но петь мы тут будем много, и ты мне поможешь в двух балладах. У нас очень неплохо получается.

– Нас освищут!

Он покачал головой.

– Вот странно. Ты ведь такая… сильная, Женя. И пела раньше…

– Не со сцены же!

– Со сцены и не будешь. Будешь сидеть рядом со мной, смотреть только на меня и исполнять свою партию словно только для меня. Вот и все. Ну, не получится. У меня тоже не сразу все получилось. Я, помнится, такого петуха давал, когда «Смерть черного леса» пел! Камит был в ужасе, почти год учил меня владеть голосом. А я-то был уверен, что уже все умею… И оказалось, что учиться петь просто так, для себя, – это одно, а вот чтобы выступать – совсем другое. И ничего, научился. Имей в виду, приставать к тебе будут, но не стесняйся, бей по рукам или по чему хочешь. У нас нравы… в общем, более вольные, чем в других гильдиях.

– Дам по рукам, а окажется, что это а-тан Карен…

– Во-первых, ты его сразу отличишь от менестреля. Во-вторых, он тебя лапать не станет, потому что хорошо воспитан и очень любит музыку. В-третьих, уж точно не потребует наказания. Кстати, представляешь, здесь уже известно о нашем приключении. Все исполнены сочувствия к нам и презрения к Гейту. Да, вот еще. Здесь очень много пьют. Не исключено, что и я пару раз нажрусь до полного безобразия, так что если ты станешь меня сдерживать, буду только благодарен. Постарайся быть рядом со мной…

Женя помолчала, но все же решилась:

– А если ты захочешь с кем-то уединиться?

Он грустно улыбнулся.

– Вряд ли. Мне шесть лет не хочется ни с кем уединяться. Но если вдруг… ты поймешь. И если тебе захочется с кем-то уединиться, я тоже пойму.

Но ей не захотелось. Обстановка была… раскованная. Непринужденная. Естественная. Словно все знали друг друга всю жизнь. А может, и знали. Менестрелей действительно собралось около сотни, и состязание должно было растянуться на пару недель, и все это время их бесплатно кормили, поили и даже принесли им лишнее одеяло, с извинениями, что такое неуютное место. Женя исправно таскалась вслед на Риэлем, смотрела ему в рот, била по особо навязчивым рукам – и этого вполне хватало. В общем, такая тусовочная обстановка.

В день отборочного турнира Риэль был равнодушно спокоен: это мелочи, до последнего этапа я дойду, а вот там будет уже намного сложнее. На победу он не рассчитывал, но побороться за нее намеревался. Для отборочного этапа он выбрал затасканную балладу, собственно, это было правилом: петь что-то широко известное и суметь привлечь к этому внимание означало высокое мастерство.

Конечно, он прошел. А отсеявшихся никто не выгонял, они продолжали есть, пить и веселиться. Предстояло еще три этапа, и второй Риэль тоже прошел без напряжения, а перед полуфиналом немного волновался. Может, поэтому вынудил Женю во время ужина спеть с ним песню про два одиночества. Она получилась совсем не такой, как у Кикабидзе, и знакомая незатейливая мелодия с трудом угадывалась в сложных переливах виолы, и Женя старалась только вторить и не сводить с него глаз, и даже не заметила, что в огромном зале, где менестрели развлекали друг друга и гостей хозяина, наступила полная тишина, а потом, когда стихли последний переборы, публика взорвалась восторженными криками.