Надежда мира

В путь они отправились еще через день. Не повезло с погодой: тучи затянули все небо, заморосил теплый дождь, и через час они промокли до нитки, но деваться было некуда, и они продолжали брести по пустому тракту. Одно хорошо: то, чем была засыпана утрамбованная дорога, не превращалось в скользкую кашу. Но влага хлюпала в обуви, потяжелел рюкзак, хотя Риэль говорил, что он водонепроницаемый. Футляры с инструментами он укутал одеялом. Шли они медленно, может, потому и не успели до ночи добраться до какого-то жилья. Зато Риэль увидел стог сена, вырыл в нем большую дыру. Они забрались туда, стуча зубами. Даже в очень теплую погоду мокрая одежда не добавляет комфорта. Первым делом Риэль проверил инструменты, и уж только потом скомандовал: «Раздевайся догола, разотрись и потом только в сухое!»

Было не до стеснений, да и большие они были, чтоб друг друга разглядывать, да и видели уже практически все: встретив достаточно большую речку, они обязательно купались. Одежда в рюкзаках была неприятной на ощупь, но все же не мокрой. Женя натянула джинсы, приготовившись выдыхать воздух и втягивать живот, но не потребовалось: они наделись легко и даже оказались свободными. Вот так и худеют… Риэль уже расстелил новенькое одеяло. Они улеглись, обнялись, укрылись его курткой и засмеялись. С чего? Чему? То ли от радости, что сверху не капает, то ли от того, что кончился утомительный день, так контрастировавший с двумя неделями праздника, то ли просто от того, что два дурака разворошили стог сена и радуются этому. Они быстро согрелись, но спать не хотелось, они пожевали сыра, запили вином из прихваченной фляги и очень долго разговаривали, уже даже не удивляясь своей откровенности. Женя не верила, что так бывает: встретились совершенно случайные люди и очень быстро поняли, что… Что поняли? Что встреча их была самым правильным событием последнего тысячелетия? Что это самое естественное, что должно было произойти? Что успешная офис-леди и прирожденный бродяга-музыкант – две части единой фигуры? Фигня. Ничего они не поняли, а Женя и философствовать на эту тему не желала. Не была она склонна к философствованиям, но вот Риэль – был, однако и он не стремился рассуждать на эту тему. Боялся спугнуть. Женя рассказала ему о разговоре с патриархом, и даже в темноте рассмотрела его болезненную улыбку.

– Ну, он немного преувеличил, – без уверенности сказал он. – Может, и воспринимаю многое близко к сердцу… в том числе и то, что не стоило бы. Но не так же все плохо. Как видишь, я жив и даже процветаю… по нашим понятиям. Но ведь я пережил и смерть Камита, и уход Матиса. Плохо, трудно, но пережил.

Он долго молчал, и Женя, не выдержав, начала гладить его мокрые волосы и холодную щеку.

– Я не сильный, Женя, – превозмогая себя, признался он. – Хочу быть сильным, но не умею. Смиряюсь. Сдаюсь.

– А все кругом поглощены борьбой, – кивнула Женя. – Какая разница, Риэль? Ну скажи мне, какая мне разница, слабый ты или сильный? Если сильный Тарвик меня из моей жизни выдернул и даже ничуть не стеснялся, а слабый Риэль меня подобрал и пригрел. Ты почему такой горячий, кстати говоря, не простудился ли?

– Тебе просто кажется, – засмеялся он. – Ты тоже горячая. Просто мы оба замерзли. А простудиться… Не помню я за собой такого. Горло болит, то только если перепою. Вот когда мы с Симуром состязались, пришлось мне потом целую неделю молчать, чтоб голос не сорвать.

– У тебя очень красивый голос. Мне кажется, если бы ты пел без слов, это был бы… полет.

– Я иногда пою без слов. И без музыки. Это трудно. Так что я не злоупотребляю. Я, увы, не Гартус. Давай-ка спать. Нам отсюда смотаться надо пораньше, а то ведь селяне на разворошенный стог могут и вожжами…

Но он не спал. Женя быстро задремала, угревшись около него, а он лежал вроде бы и неподвижно, но дышал не так, как во сне. Смерть Камита, уход Матиса.

Ударение в именах падало на первый слог, во всех именах, кроме его собственного. Впрочем, наверное, это псевдоним. Ведь если Тарвик представился с фамилией, то ни один менестрель фамилии не называл…

Они шли в Санив. День за днем, неделя за неделей. Хорошо, когда есть цель, а еще лучше, когда ты эту цель сам выбираешь. Они пели в деревнях, иногда просто за крышу, ужин и какую-то еду, которую можно взять с собой, и Риэля, менестреля, чья слава может пережить его самого, это вполне устраивало. Он не был особенно честолюбив и пел потому, что ему это нравилось. Пел не столько для других, сколько для себя. В пограничном городке они реализовали свои планы: подновили гардероб, оставив в лавке приличную часть каренского кошелька, но и платье для Жени, и штаны и рубашка для Риэля были хороши. Там же он продал свой браслет, а Женя наконец избавилась от подаренного Виком кольца. А медальон оставила, и даже фотографию оттуда не выбросила. Пусть. Как напоминание о жестокости сильных личностей.