Надежда победителя

Два ряда аккуратно заправленных коек, безукоризненная чистота, порядок. Похоже, сержант Триполь свое дело знает, а драка кадета Стрица с гардемарином – просто недоразумение. Я закрыл глаза и по памяти прошелся вдоль левого ряда коек к своей. Вернее, когда-то эта койка была моей. Теперь она казалась меньше, как и вся казарма. Я сел, провел ладонью по железной спинке кровати. Нахлынули воспоминания.

Был ли я здесь счастлив? Сколько времени прошло… Душа моя была чиста, я был невинен, отличался прилежанием. До тягчайшего уголовного преступления, до нарушения клятвы было еще далеко. А потом что-то во мне изменилось. Другими стали и тело и душа. Сперва начал ломаться голос, все реже прорывались высокие нотки. Грубел мягкий пушок над губами. И вот, наконец, наступил долгожданный день – я начал бриться.

Был ли счастлив тогда? Я был невинен. Не одно ли … Я вскочил с койки, подбежал к Робби Роверу, затормошил его.

– Вставай! Сейчас придет сержант! Робби застонал, но нашел в себе силы сесть, протер глаза.

– Ага, спасибо.

Скрипнула дверь. Не успела она открыться полностью, как Робби вскочил, и в казарму вошел сержант.

– Так, лопухи, слушать внимательно! – пробасил он.

Я ухмыльнулся. Сержант Траммел обзывал нас по-всякому, иногда очень грубо, но при этом в его голосе чувствовалась теплота. А какой добротой светится его лицо, когда кадету удается справиться с ужасно трудной задачей! А когда ничего не получается и, кажется, вот-вот сдадут нервы и хочется разреветься, сержант Траммел как бы случайным прикосновением к руке удивительным образом подбадривает тебя, воодушевляет и возвращает самообладание.

– Есть, сэр, – влился мой голос в дружный кадетский хор.

– Завтра мы летим на учебную орбитальную станцию, а сегодня вам в головы вдолбят кое-какие инструкции. После уроков капрал Толливер отведет вас в Зал Собраний. Покажу вам пару занятных фильмов. – Мы, тяжко вздохнули. Учебные фильмы обычно смертельно скучны. – А потом я вас проэкзаменую. Надеюсь, некоторые из вас, – ехидно улыбнулся Траммел, – опять будут хлопать ушами. Прошлый раз экзамен прошел очень забавно.

Едва дверь за сержантом закрылась, Робби шепотом спародировал его голос:

– Капрал Толливер отведет вас в сортир. Покажу вам очень занятное дерьмецо.

Толливер, хоть и стоял за несколько коек от нас, все же услышал шепот.

– Давай, Ровер, мели языком, только громче, очень интересно тебя слушать, – процедил он, застегивая мундир.

– Стараюсь, мистер Толливер, – скромно ответил Робби.

Кадет Эдгар Толливер был у нас главным и назывался капралом, поэтому шутить с ним было опасно. При желании он мог доставить немало хлопот любому из нас, а частенько так и было.

В каждой казарме сержант назначает кого-нибудь из кадетов капралом и сваливает на него часть своих забот. Капралы следят в казарме за чистотой, водят кадетов на занятия строем. Капрала не удостаивают обращения «сэр», поскольку он все-таки еще кадет, но из уважения обращаются к нему не по имени, а по фамилии, как к гардемарину.

По уставу арсенал наказаний у капралов невелик, он может только жаловаться на кадетов сержанту, но в реальности капралы не особенно церемонятся и порой позволяют себе самые изощренные издевательства. Наш прежний капрал Ван-Флит был гораздо мягче Толливеpa, но уже получил звание гардемарина и был направлен на корабль «Принц Уэльский».

Мы поспешили в санузел. Робби тщательно причесывался. Волосы у него были длинноваты, но он надеялся, что продержится еще несколько дней, прежде чем сержант пошлет его к парикмахеру.

– Какой фильм он собирается нам показать? – спросил Робби.

Я чистил зубы, поэтому в ответ просто пожал плечами. К соседней раковине подошел Толливер.

Обычно гардемарины свирепствуют меньше капралов. Наверное, у них с получением офицерского звания пропадает потребность самоутверждаться перед кадетами. Но и гардемарин, если его разозлить, может задать жару. Однажды один такой злюка заставил меня раздеться до трусов и стоять в гардемаринской на стуле, декламируя по памяти статьи устава, а в это время гардемарины едко комментировали мое телосложение и кое-какие особенности характера. Поговаривают, что иногда при такой «процедуре» кадету и трусов не оставляют. Можно представить, какие тогда бывают «комментарии». Подтвердить не могу, слава Богу, эта участь меня миновала. Но я и так был сыт по горло. Не отпускал колкостей в мой адрес только один гардемарин – Джефф Торн, но остановить издевательства он не мог, поскольку не был здесь главным.

– Заправив кровати, мы строем пошли завтракать. В столовой, к сожалению, я сидел за одним столом с Толливером, поэтому свободно болтать не мог даже тут.

– Никки, чего нос повесил? – приставал ко мне Робби. Просыпался он медленно, зато потом так фонтанировал энергией, что от него некуда было деться.

Толливер посмотрел в мою сторону.

– Может быть, пытается провернуть шестеренки в голове? – съязвил он. – Как только поумнеет, перестанет полировать шкафы.