Надежда победителя

– И Его ангелы! Аминь. – Пришлось снова переться к телефону у двери. – Сифорт слушает!

– Докладывает сержант Обуту, сэр. Надеюсь, не потревожила вас?

– Потревожили, да еще как! Если из-за пустяка, пожалеете!

– Судите сами, сэр, пустяк или нет. Кадета Арнвейла послали к лейтенанту Паульсону на порку.

– И это все?!

– Его послал сержант Радс, сэр. А Кил Дрю только что получил десятый наряд и должен явиться к Паульсону на порку утром.

– Кто ему дал наряды?

– Большинство нарядов, думаю, дал сержант Радс. И кадет Стриц из казармы сержанта Куна тоже наказан, сэр. За низкую успеваемость. Его ждет месяц сверхурочных работ.

Ее беспокойство можно понять. Сержанты Радс и Кун, пожалуй, слишком сильно закручивают гайки. Такими крутыми мерами успеваемость вряд ли поднимешь.

– Передайте сержанту Радсу, пусть отменит наряды кадету Дрю и впредь не доводит их число до десяти.

– Есть, сэр. Вы уверены, что это оптимальное решение?

– Что вы предлагаете, сержант?

– Мне кажется, не стоит подрывать авторитет сержанта Радса у кадетов.

Опять она права! Значит, Кил Дрю должен быть выпорот. Впрочем, есть один выход…

– Пришлите этих троих кадетов сюда в Девон, – приказал я.

– Есть, сэр. Правильно, флотская дисциплина для них слишком строга, будет лучше, если вы отчислите их из Академии.

– Я не собираюсь их выгонять! – зарычал я. – Я всего лишь сказал, что их надо отправить в Девон! И сделайте это прежде, чем мистера Дрю отправят на бочку! – Авторитет сержанта Радса при этом не пострадает, а бедный мальчишка избежит расправы. Я бросил трубку и в который уже раз пошел к столу.

Наконец беспокойный ужин закончился.

– Вначале поговорю с сержантом Ольвиро, – предложил Толливер.

– Нет, пойдете со мной, – приказал я.

До моей квартиры мы шли в угрюмом молчании. Там я позволил себе немного расслабиться – сбросил китель, устало плюхнулся на диван.

– Толливер, а не уйти ли мне в отставку?

– С какой стати? – удивленно приподнял он бровь.

– Нервы сдают. Сам видишь, уже сдали. Он сел, как у себя дома, не спрашивая.

– Ты просто устал, – спокойно сказал он. – Мы уже не так молоды, как когда-то.

– Не болтай чепухи. Я ору на всех, как ненормальный, кидаюсь из одной крайности в другую. То требую от кадетов железной дисциплины, то балую их, спасаю от наказания. Такие метания до добра не доведут.

– Выдающимся личностям свойственны причуды. Ты же капитан с мировой славой.

– Хватит зубоскалить, Толливер, – обиженно проворчал я. – Мне сейчас не до шуток.

– Просто сегодня у тебя выдался тяжкий день. Бывает. – Он встал. – Если это все, я пойду вправлять мозги сержанту Ольвиро.

– Сядь, – рявкнул я и тут же пожалел о своем раздраженном тоне. – Прости. В Фарсайде неприятности. Два сержанта слишком наседают на кадетов.

– Что ты собираешься предпринять?

– Не знаю. Вот почему я не гожусь для этой работы. Не знаю, как ее делать. Кстати, о работе… Когда ты сможешь подготовить отчет о финансовой проверке?

– Ты же сам сказал, что я должен управиться за неделю. На самом деле я мог бы закончить эту работу раньше, если б ты не заставил меня заниматься утренними пробежками кадетов.

– Черт с ними, с пробежками, брось все и сосредоточься на финансовой проверке. Как только закончишь, пошлю тебя наверх. В Фарсайде нужен… В общем, за ними нужно присматривать.

– На роль надсмотрщика я вряд ли подойду.

– На «Виктории» ты присматривал за гардемаринами отлично, – проворчал я. Это был скрытый комплимент.

Тогда Толливер был старшим гардемарином. Между прочим, разжаловал его в гардемарины не кто иной, как я, к тому же несправедливо, за что Толливер меня ненавидел, но это не мешало ему выполнять офицерский долг и усмирять также ненавидевших меня гардемаринов «Виктории».

А за что я ненавижу Толливера? Всего лишь за давние кадетские обиды? Не глупо ли это? Конечно, глупо!

– Ладно, Толливер, иди спать, – мягко сказал я.

– Есть, сэр. Но вначале поговорю с сержантом Ольвиро.

– Не надо, я сам с ним поговорю. И не спорь! Я знаю, что делаю.

Толливер ушел. Я сидел на диване, схватившись за голову. Как все это выдержать? Столько забот! Как не согнуться под тяжестью этого бремени? Так я просидел час, потом надел китель и вышел в прохладу позднего вечера.

Сержант Ольвиро был воспитателем казармы имени Вилхэвена. Едва я распахнул в нее дверь, смех оборвался, ближайший ко мне кадет проорал:

– Смирно!

Кадеты мигом выстроились в две шеренги у коек. Некоторые были еще в полной форме, другие – без кителей, третьи – в нижнем белье. Постели на койках измяты. Типичная картина кадетского отдыха перед отбоем.

– Вольно, – скомандовал я. – Где ваш сержант?

– Наверно, в своей квартире, сэр, – ответил кадет с нашивками капрала.

– Пригласите его, пожалуйста, сюда.

– Есть, сэр. – Капрал проворно надел ботинки и шмыгнул за дверь.

Полминуты прошло в абсолютной тишине. Наконец, шаги.

– Сержант Ольвиро по вашему приказанию прибыл, сэр!