Надежда пустошей

Меж тем за разговорами отряд все более и более углублялся в ту часть академии, где, по всей видимости, когда-то шли наиболее ожесточенные бои. Все больше и больше виделось на стенах рытвин и проплешин, оставленных могучими боевыми заклинаниями, все чаще и чаще хрустели под ногами хитиновые панцири с изредка видневшимися среди них пожелтевшими человеческими костями. Нередко попадались сооруженные из различной мебели баррикады, пол перед которыми был особо густо усыпан пылью и останками.

Идти становилось сложнее. Многие из применявшихся обороняющимися магами заклинаний были, очевидно, не предназначены для использования в помещениях и потому сильно повредили полы и стены академических коридоров. То и дело попадались трещины и проломы, которые приходилось обходить, перепрыгивать и даже один раз перелетать. Благо Валенштайн, как оказалось, достаточно неплохо владел левитацией и смог закрепить на другом конце обрушенного перехода брошенную ему веревку, по которой постепенно и перебрались остальные, не владеющие столь полезным умением члены отряда.

— И стоит этот жезл таких мучений? — недовольно поинтересовалась София, отряхивая вездесущую пыль со своих штанов. — Далеко еще?

— Не особенно, — пожал плечами Валенштайн. — Собственно, за этим переходом уже и находятся помещения боевого факультета, частью которых является центральная башня.

Впрочем, «недалеко» в понимании мага и в общепринятом понимании были, видимо, несколько отличающимися параметрами, поскольку идти им пришлось еще больше пятнадцати минут. Правда, значительную часть этого времени отняло преодоление различных препятствий, то и дело возникающих на пути. Состояние зданий боевого факультета, в отличие от неплохо сохранившегося факультета артефакторики, было просто ужасным. Когда же они наконец-то добрались до той самой центральной башни и по довольно широкой, петляющей зигзагом от одной до другой стены лестнице поднялись на пару этажей, положение стало и вовсе катастрофическим.

Многочисленные проломы и обвалы, ведущие куда-то глубоко под землю, рухнувшие потолки, разгромленные помещения — все это ясно показывало весь накал некогда гремевшей здесь битвы.

К тому же и сам проводник то и дело замедлялся, с грустью оглядывая все чаще и чаще попадающиеся на их пути скелеты. Ольга далее не пыталась представлять, что творится в душе архимага, — ведь здесь лежали те, кого он знал и учил. Она лишь крепче сжимала его руку, пытаясь поддержать и отвлечь от переживаний за давно погибших людей.

Впрочем, София подобной деликатностью отнюдь не отличалась. Долгое хождение по пыльным коридорам, преодоление постоянно возникающих препятствий, усталость и постепенно усиливающееся чувство голода вконец испортили и без того далеко не самый мягкий и добродушный характер девушки. А потому когда Валенштайн в очередной раз замер перед особо большим нагромождением панцирей, из которого выглядывал человеческий череп, и, немного помедлив, начал отбрасывать останки тварей в стороны, освобождая скелет погибшего, долго копившееся раздражение вырвалось наружу:

— Ну и кто это был? Ты его знаешь? И вообще не поздновато ли вести раскопки? К тому же похоронить этого типа лучше, чем он это сделал сам, у тебя получится вряд ли. Ишь, как завалило. Пошли уже до твоего сейфа с артефактом — и скорее назад. Я проголодалась, и если в ближайшие полтора часа не найду чего перекусить, то тот, по чьей милости я лишилась своего обеда, рискует на своей шкуре узнать, что чувствует пожираемый заживо. — При этих словах она оценивающим взглядом окинула фигуру мага.

Впрочем, занятый своим делом, тот, казалось, не обратил на это заявление ровным счетом никакого внимания.

Наконец Валенштайн закончил свою работу, и на льющийся из большого пролома в стене солнечный свет появился скелет высокого мужчины с проломленными ребрами и отсутствующей кистью левой руки. Костяшками уцелевшей правой руки он сжимал довольно толстый, серебристо-стальной, украшенный изящной гравировкой жезл длиной около тридцати сантиметров, на торце которого был неведомым способом закреплен круглый прозрачный камень размером с половину девичьего кулака.

Несколько мгновений архимаг просто смотрел на открывшуюся его взгляду картину. Затем он со вздохом повернулся в сторону раздраженной его молчанием темной жрицы: