Они разговаривали далеко за полночь. Мальчишка уверенно сыпал названиями городов, станций, рек и озер. В его описаниях перед матросом вставал залитый солнцем юг в апельсиновых и банановых рощах, с птицами, разгуливающими под деревьями, с голубой гладью водоемов, добродушными фермерами.
Наконец подошла суббота. Майк и Томми заявили кассиру, что на работу больше не выйдут. После всех трат у них всё же осталось двадцать долларов на дорогу.
Они сходили в лавку к старьевщику, взяли там оставленную одежду и переоделись в душе. Затем они отправились в дешевый ресторан.
Прощальный обед в Сан-Франциско обошелся им в три доллара. Они долго просидели за столиком. Матрос впервые за несколько месяцев выпил рюмку виски. Спирт ударил ему в голову. Он покраснел. Но теперь у него уже не было того чувства злобы ко всем хорошо одетым и благополучным людям, которое всегда появлялось, когда он пьянел. Он с удовольствием разглядывал ярко освещенный зал с низким потолком и посетителей на гнутых металлических стульях. В чистой одежде и, главное, с перспективой попасть на ферму во Флориде он чувствовал себя равным с ними.
Мальчик был молчалив и задумчив. Из постоянно открывающихся дверей по залу проходил ветерок. Томми зябко обхватил руками плечи. Синеватые тонкие губы его были сжаты. Он нахмурил брови так, что сухая кожа натянулась на высоком лбу под светлым вихром, и неподвижно смотрел перед собой на желтую скатерть.
Майк несколько раз заговаривал с ним, стараясь вывести его из задумчивости. Мальчик отвечал невпопад и испуганно оглядывался, вырванный из мира своих дум.
Матросу хотелось, чтобы Томми был так же весел, как и он, но ему не приходило в голову ничего такого, что могло бы рассмешить друга.
Они пошли ночевать на трубы — в последний раз.
На знакомом перекрестке, где Томми когда-то окликнул Майка, матрос остановился. Ему хотелось объяснить, как он благодарен мальчику за то, что тот помог ему, и за то, что приобщил его теперь к новой и лучшей жизни. Но он не умел этого выразить и только сказал:
— Здорово ты придумал — жить тут на трубах. Здорово… Если бы ты меня не позвал, я бы, наверное, замерз.
Мальчик ответил ему слабой улыбкой. Помолчав, он сказал:
— А хорошо нам тут было на трубах. Верно?
— Верно, — согласился Майк. — Но там у вас во Флориде лучше.
— Лучше, — сказал Томми задумчиво. Потом, убеждая себя, повторил. — Конечно, лучше. Утром надо встать пораньше. Я тебя разбужу.
Мальчик долго ворочался на своей трубе. Матрос заснул сразу.
Около четырех утра на перекресток вышли два полисмена в толстых плащах с капюшонами. Моросил дождь.
Один из них, пониже ростом, проворчал, всматриваясь в пересеченную дождевой сеткой мглу:
— Может быть, в этой щели кто-нибудь прячется из бродяг. Посмотрим?
У них был приказ вылавливать всех бездомных.
Высокий с сомнением покачал головой.
— Вряд ли. Они сейчас все по подворотням сидят.
— Всё-таки давай заглянем.
У высокого была семья — жена и трое детей. Ему оставалось совсем немного до пенсии. Лезть в щель ему не хотелось. Там могли оказаться вооруженные бандиты.
— Посмотри, — сказал он вяло.
Низкорослый вытащил из кобуры револьвер и пошел боком по щели. Он прошел несколько шагов и прислушался. В щели было тихо.
Он вернулся на перекресток.
— Никого нету.
Они пошли дальше.
Матросу в это время снилось, что они с Томми гоняют по двору фермы большого гуся, а Фрида стоит у дверей сарая и смеется. Сам он никогда не был на фермах, но такую сцену видел когда-то в кино.
Он проснулся в шесть утра и окликнул:
— Томми!
Никто не ответил ему.
Он повернулся на живот и посмотрел вниз.
Труба была пуста. Мальчика не было.
Майк подумал, что Томми ненадолго вышел из щели и сейчас вернется. Он положил голову на руки и задремал.
Снова его разбудил шум оклендского девятичасового поезда. Было уже совсем светло. Он понял, что проспал не меньше двух часов.
Майк посмотрел вниз. Мальчика не было.
Матрос в тревоге соскочил со своей верхней трубы. Нижняя была пуста. Ее отполированная поверхность тускло светилась.
В голове у Майка мелькнуло подозрение. Он поспешно схватился за карман на поясе, где лежали деньги. Тонкая пачка долларов была на месте. Он пересчитал их. Семнадцать долларов.
Ему стало стыдно. Он покраснел и в растерянности сунул руки в карманы нового комбинезона. Больше ждать здесь Томми не имело смысла. Мальчик отсутствовал уже около двух часов. Это не могло быть случайностью.
Майк подумал, что, может быть, ночью мальчику стало совсем плохо, и он, не желая будить его, выбрался из щели на улицу, где его и подобрали.
Матрос вышел на улицу. Напротив, в первом этаже пожилая женщина мыла окно. Майк остановился возле нее.
— Послушайте, здесь никого не подбирали утром?
Женщина посмотрела на него.
— Это вы про мальчишку, который с вами ночует на трубах?
Их обоих тут уже знали многие.
— Про него, — кивнул матрос.
Женщина покачала головой.
— Нет. Тут ничего такого не было. А что, он совсем плох уже?
— Да нет… А вы рано встали?
— Я тут уже три окна вымыла. Если бы что-нибудь утром случилось, я бы увидела.