Надежда смертника

Один в номере «люкс» «Хилтона» орбитальной станции я в массировал лоб, надеясь облегчить ноющую, тупую боль, сковавшую мой череп. Это было больше чем безрассудством – решиться выдержать момент старта после недавно перенесенного сотрясения мозга. Однако я должен был оставить башню Франджи. Должен был оставить Нью-Йорк.

Я налил второй стакан виски, сделал еще один маленький глоток. Кажется, это не очень помогало.

«Я заметил его только потому, что его одежда очень отличалась от одежды остальных».

Я покрутил стакан со скотчем.

«Честно говоря, я сказал бы, что он умер в агонии».

Знал ли мальчик, как он поступил со мной?

Как теперь я мог прямо смотреть в лицо жизни без Адама?

Даже когда я был гардемарином и доводил его до бешенства, или когда он видел, что я манипулировал Арлиной и капитаном, его упрек имел оттенок снисходительности, его неодобрение было чем-то сродни любви.

Я позвонил отцу и поделился с ним новостями. Он буркнул, что ему жаль. И еще он сообщил мне, что ситуация изменилась, флот вмешался, произведя несколько точечных лазерных ударов. Мне было велено оставаться с генералом Рубеном. Наименьшее, что я мог сделать, оказавшись здесь, присоединиться к Джеффу Торну.

Наша официальная позиция заключалась в том, что мы одобрили то, что флот таскал каштаны из огня для армии ООН. Конечно, это помогло, так как супернационалистов всегда поддерживал флот, в то время как земельщики благоволили к ООН. Хотелось бы быть уверенным, что меня проинтервьюируют, когда осядет пыль.

Все эти размышления оставили неприятный привкус, который алкоголь никак не мог вытравить.

Нащупав телефон, я набрал знакомый код.

– Мама?

– Робби? Кажется, будто ты в миллионе миль отсюда.

– Я на орбитальной станции.

– О боже! Зачем?

– Я… не знаю.

– Сотрясения коварны и не проходят бесследно. Я вызову Вана, чтобы забрать тебя оттуда.

– Нет, я чувствую себя прекрасно. – Постоянная головная боль, которая грозила иссушить мои глазные яблоки, и легкое покачивание комнаты были вызваны излишним количеством виски в пустом желудке.

– Я очищала розы. Проклятая тля опять покрыла их. Представляешь, я сменила садовников, и эти «специалисты по газонам» не знают ничего…

– Мама, Адам умер.

– …об опрыскивании. Кто? Кто-то, кого я знаю?

– Адам Тенер.

– Ах, – да. Твой… армейский друг.

Как всегда, она произносила это так, как будто мы были гомосексуалистами. Независимо от того, как часто я говорил ей…

– Ты знал, что он был болен?

– Он не был болен. – Мой голос звучал резко. – Они убили его во время мятежа. Мы убили его. Наша сторона.

– О, дорогой! – Когда она продолжила после небольшой паузы, ее голос успокаивал и, в общем, более напоминал материнский. – Конечно, мне жаль. Нужно ли сопровождать тебя на похоронах?

– Да пошла ты! Мама, его тело гниет в туннелях подземки!

– И пошел ты… Повторяю, мне жаль, что так случилось. Что он делал там?

Ее резкое обращение было своеобразным утешением; это значило, что она понимала: я говорил так от напряжения и, соответственно, был прощен. Обоюдные прямолинейные высказывания являлись своего рода системой установленных нами правил.

– Он пытался предупредить нижних. Они – мы – использовали ядовитый газ, чтобы прогнать их.

– Я сочувствую тебе, Робби. Возвращайся сегодня домой и помоги мне с этими противными розами. Здесь и поговорим.

Я проглотил комок в горле.

– Не думаю. Спасибо.

– Разве ты не был крестным отцом сына Адама?

– Неофициальным дядей.

– И все-таки, туннели сабвея его никоим образом не касались. Ему следовало бы быть более острожным.

Я еле сдерживал порыв разбить вдребезги телефон.

– Мать, ты слышала? Мы закачали в туннели ядовитый газ. Там погибли сотни, возможно больше. – Мой тон был настойчивым. – Разве тебе наплевать?

– На твоего друга? Нет. – Она сделала паузу, – Они подвергают цензуре новости относительно мятежа, но я достаточно стара, чтобы уметь читать между строк. Кроме того, в больнице я получила отличное представление о горящих зданиях. – Ее тон стал резче. – Этот мятеж вызывает раздражение. Тебе и Ричарду следовало бы разобраться с этими ребятами в течение нахождения у власти Сифорта, когда вы пользовались благосклонным вниманием Генерального секретаря. Теперь господин Кан позаботится об этом. Так он избавляет твоего отца от проблем после выборов.

– Мама, мы уничтожили невинных. Женщин, детей…

– Прискорбно, но неудивительно. Это часто случается на войне, Робби. Вот почему у нас есть мировое правительство и почему мы сделали довольно много, чтобы запретить какие-либо столкновения…

– Значит, ты одобряешь газ?

– Я спрошу доктора Вилкеса, как я перенесу момент старта. Если это не очень опасно, я могу устроить так, что ты окажешься дома через несколько часов.

– Ты о чем? – Это прозвучало почти как крик.

– В общем и целом, я так и поступлю. Странно одобрять некоторые пути уничтожения твоего врага и жаловаться на другие.

– Мой враг… – Я закрыл глаза, представляя лежащего в грязном туннеле Адама.

– Робби, с тобой консультировались?

– Не по поводу этого.